"Стефан Цвейг. Звездные часы человечества (новеллы)" - читать интересную книгу автора

Тюильри и свергают короля, Руже де Лиль отворачивается от революции. Он
отказывается присягнуть Республике и предпочитает выйти в отставку, чем
служить якобинцам. Он не желает вкладывать новый смысл в слова своей песни
"свобода дорогая"; для него деятели Конвента то же, что коронованные тираны
по ту сторону границы. Когда по приказу Комитета общественного спасения
ведут на гильотину его друга и крестного отца Марсельезы, мэра Дитриха,
генерала Люкнера, которому она посвящена, и всех офицеров-дворян, бывших
первыми ее слушателями, Руже дает волю своему озлоблению; и вот - ирония
судьбы! - певца революции бросают в тюрьму как контрреволюционера, судят его
за измену родине. И только 9 термидора, когда с падением Робеспьера
распахнулись двери темниц, спасло французскую революцию от нелепости -
отправить под "национальную бритву"[1] творца своей бессмертной песни.
И все же то была бы героическая смерть, а не прозябание в полной
безвестности, на которое он обречен отныне. Больше чем на сорок лет, на
тысячи и тысячи долгих дней суждено злополучному Руже пережить свой
единственный в жизни подлинно творческий час. У него отняли мундир, лишили
его пенсии; стихи, оперы, пьесы, которые он пишет, никто не печатает, их
нигде не ставят Судьба не прощает дилетанту его вторжения в ряды
бессмертных; мелкому человеку приходится поддерживать свое мелкое
существование всякого рода мелкими и далеко не всегда чистыми делишками.
Карно и позднее Бонапарт пытаются из сострадания помочь ему. Однако с той
злосчастной ночи что-то безнадежно надломилось в его душе; она отравлена
чудовищной жестокостью случая, дозволившего ему три часа пробыть гением,
богом, а затем с презрением отшвырнувшего его к прежнему ничтожеству. Руже
ссорится со всеми властями: Бонапарту, который хотел ему помочь, он пишет
дерзкие патетические письма и во всеуслышание хвастает, что голосовал против
него. Запутавшись в делах, Руже пускается на подозрительные спекуляции,
попадает даже в долговую тюрьму Сент-Пелажи за неуплату по векселю. Всем
досадивший, осаждаемый кредиторами, выслеживаемый полицией, он забирается
под конец куда-то в провинциальную глушь и оттуда, точно из могилы, всеми
покинутый и забытый, наблюдает за судьбой своей бессмертной песни. Ему
довелось еще быть свидетелем того, как Марсельеза вместе с победоносными
войсками Наполеона вихрем промчалась по всем странам Европы, после чего
Наполеон, едва став императором, вычеркнул эту песню, как слишком
революционную, из программ всех официальных торжеств, а после Реставрации
Бурбоны и совсем запретили ее. И когда по прошествии целого человеческого
века, в июльскую революцию 1830 года, слова и мелодия песни со всей былой
силой вновь прозвучали на баррикадах Парижа и король-буржуа Луи-Филипп
пожаловал ее автору крохотную пенсию, озлобленный старик не испытывает уже
ничего, кроме удивления. Заброшенному в своем одиночестве человеку кажется
чудом, что о нем кто-то вдруг вспомнил; но и эта память недолговечна, и
когда в 1836 году семидесятишестилетний старец умер в Шуази-ле-Руа, никто
уже не помнил его имени.
И лишь во время мировой войны, когда Марсельеза, давно уже ставшая
государственным гимном, вновь воинственно гремела на всех фронтах Франции,
последовал приказ перенести прах маленького капитана Руже де Лиля в Дом
Инвалидов и похоронить его рядом с прахом маленького капрала Бонапарта,
наконец-то неведомый миру творец бессмертной песни мог отдохнуть в
усыпальнице славы своей родины от горького разочарования, что лишь
единственную ночь довелось ему быть поэтом.