"Стефан Цвейг. Улица в лунном свете" - читать интересную книгу автора

только преддверием к другим комнатам, назначение которых
легко было угадать по приспущенному свету ламп и
приготовленным постелям, видневшимся сквозь приоткрытые
двери. Перед стойкой, облокотившись на нее, стояла
накрашенная женщина с утомленным лицом, за стойкой -
хозяйка, тучная, какая-то грязновато-серая, и еще одна,
довольно миловидная, девушка. Мои слова приветствия упали
камнем в пространство, и только после паузы послышался вялый
ответ. Мне стало не по себе от этого принужденного
тоскливого молчания, и я охотно повернул бы обратно, но не
находил для этого предлога, а потому покорно уселся за стол.
Женщина у стойки, вспомнив о своих обязанностях, спросила,
что мне подать, и по ее выговору я сразу угадал в ней немку.
Я заказал пива. Она пошла и принесла пиво, и в ее походке
еще яснее выражалось равнодушие, чем в тусклых глазах, едва
мерцавших из-под век, словно угасающие свечи. Совершенно
машинально, по обычаю подобных заведений, поставила она
рядом с моим стаканом второй для себя. Взгляд ее, когда она
чокнулась со мной, лениво скользнул мимо меня: я мог без
помехи рассмотреть ее. Лицо у нее было в сущности еще
красивое, с правильными чертами, но, словно от душевного
измождения, огрубело и застыло, как маска; все в нем было
дрябло; веки - припухшие, волосы - обвисшие; одутловатые
щеки, в пятнах дешевых румян, уже спускались широкими
складками ко рту. Платье тоже было накинуто небрежно, голос
- сиплый от табачного дыма и пива. Все говорило о том, что
передо мною человек смертельно усталый, продолжающий жить
только по привычке, ничего не чувствуя. Мне стало жутко, и,
чтобы нарушить молчание, я задал ей какой-то вопрос. Она
ответила, не глядя на меня, равнодушно и тупо, еле шевеля
губами. Я чувствовал себя лишним. Хозяйка зевала, другая
девушка сидела в углу, поглядывая на меня, как будто ждала,
что я ее позову. Я рад был бы уйти, но не мог сдвинуться с
места и тупо, словно захмелевший матрос, сидел в затхлой,
душной комнате прикованный к стулу любопытством, - было
что-то пугающее и непонятное в царившем здесь равнодушии.
И вдруг я вздрогнул, услышав резкий хохот сидевшей подле
меня женщины. В ту же минуту лампа замигала: по сквозняку
я понял, что за моей спиной приоткрылась дверь. - Опять
пришел? - насмешливо и злобно крикнула она по-немецки. -
Опять уже бродишь вокруг дома, ты, сквалыга? Ну, да уж
входи, я тебе ничего тебе сделаю.
Я круто повернулся сначала к ней, так пронзительно
крикнувшей эти слова, точно пламя вырвалось из нее, а потом
к входной двери. И еще не успела она открыться, как я узнал
пошатывающуюся фигуру, узнал смиренный взгляд того самого
человека, что стоял в подъезде, словно прилипнув к дверям.
Он робко, как нищий, держал шляпу в руке и дрожал от резких
слов, от смеха, который сотрясал грузную фигуру женщины и на
который хозяйка за стойкой отозвалась торопливым шепотом.