"Стефан Цвейг. Лепорелла" - читать интересную книгу автора

Кресченца услышала щелканье замка и выбежала из кухни.
Увидев барона, она побледнела и замерла на месте, но в ту же
минуту, словно хотела поскорее спрятать лицо, нагнулась за
чемоданом, который барон, войдя, поставил на пол.
Поздороваться с ним она забыла. Он тоже не произнес ни
слова. Молча внесла она чемодан в его комнату, молча
последовал он за ней. Молча ждал, глядя в окно. Как только
она вышла, он запер дверь на ключ.
Так они встретились после двухмесячной отлучки барона.
Кресченца ждала. Ждал и барон - пройдет ли ощущение
леденящего кровь ужаса, которое охватывало его при ее
появлении. Но оно не проходило. Еще не видя ее, только
заслышав ее шаги, он уже чувствовал приступ тошноты. Утром,
не дотронувшись до завтрака, не сказав ей ни слова, он
поспешно убегал из дому и возвращался поздно вечером - лишь
бы не видеть ее. Самые необходимые поручения, с которыми
волей-неволей приходилось к ней обращаться, он давал
отвернувшись, не глядя на нее. Он не мог дышать одним
воздухом с этим зловещим призраком.
Кресченца молча сидела весь день на кухне, не сходя с
деревянного табурета. Для себя она больше не стряпала.
Есть она не могла, людей сторонилась. Она только сидела и
покорно ждала, как побитая собака, которая знает, что
провинилась, и ждет, когда хозяин опять свистнет, подзывая
ее. Она плохо понимала, что произошло; терзалась она только
убийственным сознанием, что ее господин, ее бог отвернулся
от нее, прогнал от себя.
На третий день после возвращения барона у дверей
позвонили. На пороге стоял седой благообразный мужчина,
гладко выбритый, с чемоданом в руке. Кресченца хотела
выпроводить его. Но незнакомец настойчиво потребовал, чтобы
она доложила о нем, объяснив, что он новый слуга и господин
барон велел ему прийти к десяти часам. Кресченца побелела
как мел и так и замерла на месте, подняв руку с
растопыренными пальцами. Потом рука ее упала, словно
подстреленная птица. - Идите сами, - буркнула она
изумленному камердинеру и ушла на кухню, с треском захлопнув
за собой дверь.
Новый слуга остался. Отныне барон мог не говорить
Кресченце ни слова, все распоряжения отдавались ей через
солидного, пожилого камердинера. О том, что делалось в
доме, она не знала, все катилось поверх нее, как холодная
волна, заливающая камень.
Так продолжалось две недели. За это время Кресченца
зачахла, как от тяжелой болезни; щеки ввалились, волосы на
висках сразу поседели. И раньше медлительная, она теперь
словно окаменела. Часами сидела она как истукан на своем
табурете, уставясь пустым взглядом в пустое окно; когда же
бралась за работу, то делала все с таким ожесточением, точно
вымещала на ком-то свою злобу.