"Стефан Цвейг. Лепорелла" - читать интересную книгу автора

его всю долгую, бессонную ночь и последовавшие за ней
дневные часы, - даже во время похорон, когда он, весь в
черном, стоял в головах гроба.
На другой день после похорон барон спешно уехал из
города: слишком невыносимы были ему лица знакомых, на
которых среди изъявлений сочувствия он ловил (или ему это
только мерещилось?) какое-то странное,
испытующе-подозрительное выражение. И даже мертвые предметы
глядели гневно и укоризненно; каждая вещь в квартире, и
особенно в спальне, где все еще не выдохся сладковатый запах
газа, казалось, гнала его прочь, едва он открывал дверь. Но
самым мучительным кошмаром, во сне и наяву, было для него
холодное, невозмутимое бесстрастие его бывшей доверенной,
которая ходила по опустевшему дому, как будто решительно
ничего не произошло. С того мгновения, когда двоюродный
брат на вокзале упомянул ее имя, барон страшился встречи с
ней. Стоило ему услышать ее шаги, как его охватывало
смятение; он не выносил ее вялой, шаркающей походки, ее
холодного, немого спокойствия. Его мутило от одной мысли о
ней, о ее скрипучем голосе, жирных волосах, о ее тупом,
скотском бесчувствии; и, злобясь на нее, он злился и на
самого себя за то, что у него не хватает сил разорвать эти
узы, сбросить душившую его петлю. Он видел только один
выход: бегство. Тайком, не сказав Кресченце ни слова, он
собрался в дорогу, а ей оставил наспех нацарапанную записку
с сообщением о том, что он уехал к друзьям в Каринтию.
Барон пробыл в отлучке все лето. Только один раз ему
пришлось вернуться на несколько дней в Вену, куда его
вызвали по делам наследства; но он предпочел остановиться в
гостинице и даже не уведомил о своем приезде ожидавшую его
Кресченцу. Она так и не узнала, что он в городе, потому что
ни с кем не разговаривала. Ничем не занятая, угрюмая, она,
как сыч, целыми днями неподвижно сидела на кухне, ходила в
церковь не только в воскресенье, но и в будни, получала
через поверенного барона распоряжения и деньги; о нем самом
не было ни слуху ни духу. Он не писал ей, ничего не просил
ей передать. И она молча ждала; лицо у нее осунулось, черты
заострились, движения опять стали угловатыми; и так она
ждала и ждала, неделями, в каком-то странном окостенении.
Осенью накопившиеся неотложные дела заставили барона
прервать свой отпуск - пришлось вернуться к себе. На пороге
дома барон остановился в нерешительности. За два месяца,
проведенных в крупу близких друзей, многое почти забылось;
но сейчас, когда ему предстояло снова соприкоснуться со
своим кошмаром, быть может со своей сообщницей, он опять
испытывал то же тошнотворное, судорожное стеснение в груди.
Медленно подымался он по ступеням лестницы, и с каждым шагом
ледяная рука ближе и ближе подбиралась к горлу. А когда он
дошел до своей двери, ему понадобилась вся его воля, чтобы
заставить онемевшие пальцы повернуть ключ в замке.