"Стефан Цвейг. Легенда о сестрах-близнецах" - читать интересную книгу автора

играют друг с другом, сестры во всякое дело вносили соревнование и зависть.
Если кто-нибудь, плененный красотой одной из девочек, надевал ей на палец
колечко, не подарив другой такого же, если волчок одной вертелся дольше, чем
волчок другой, мать заставала обиженную на полу, с засунутым в рот кулачком,
злобно стучащей ножками об пол. Похвала, ласковое слово, обращенное к одной
сестре, вызывало ревность другой, и, хотя они были так схожи между собой,
что соседи в шутку называли их "зеркальцами", они непрерывно мучили друг
друга бешеной завистью. Тщетно пыталась мать потушить разгоравшееся пламя
чрезмерного честолюбия враждующих сестер, тщетно старалась ослабить вечно
натянутые струны соревнования; ей пришлось убедиться, что злосчастное
наследие отца продолжает жить в несозревших душах детей, и только сознание,
что благодаря этому неустанному соревнованию обе девочки стали самыми
умелыми и ловкими среди своих ровесниц, служило ей некоторым утешением. За
что бы ни взялась одна, другая тотчас же старалась превзойти ее. И так как
обе девочки обладали от природы проворством рук и сметливостью, то они
быстро научились всем полезным и приятным женским искусствам, а именно:
прясть лен, красить материю, оправлять драгоценные камни, играть на флейте,
грациозно танцевать, сочинять затейливые стихи и петь их под звуки лютни, не
в пример придворным дамам, они даже изучали латынь, геометрию и высшие
философские науки, с которыми знакомил их, по доброте сердечной, один старый
диакон. И скоро во всей Аквитании не стало девушки, равной по красоте,
воспитанию и гибкости ума двум дочерям лавочницы. Но никто не мог бы
сказать, кому из двух слишком уж одинаковых сестер, Елене или Софии,
принадлежит первенство, ибо никто не отличил бы одну от другой, ни по
облику, ни по движениям, ни по речи.
Но вместе с любовью к изящным искусствам и приобщением ко всему тому,
что наполняет душу и тело пылким стремлением вырваться из узкого
ограниченного мирка в бескрайние просторы духа, в обеих девушках росло
жгучее недовольство низким положением матери. Возвращаясь домой из академии,
с диспутов, где они состязались с учеными, искусно перебрасываясь тонкими
аргументами, или с танцев,-- еще овеянные звуками музыки,-- они заставали в
своей прокопченной уличке растрепанную мать, которая до позднего вечера
торговалась с покупателями из-за горсти перечных зерен или нескольких
позеленевших медяков. Они стыдились своей беспросветной нищеты и, лежа без
сна на колкой ветхой циновке, больно царапавшей горячее девичье тело,
проклинали свою судьбу, ибо, превосходя красотой и умом знатнейших дам,
призванные носить мягкие пышные одежды, звеня драгоценными украшениями,--
они были похоронены в затхлой, глухой дыре и могли, в лучшем случае, выйти
замуж за бондаря -- соседа слева, или оружейника -- соседа справа; а ведь
они дочери великого полководца, с королевской кровью в жилах и властной
душой. Они жаждали сверкающих чертогов и раболепной толпы слуг, жаждали
богатства и могущества, и, если случайно мимо них проносили благородную даму
в дорогих мехах, с сокольничими и телохранителями вокруг легко колеблющихся
носилок, щеки их становились такими же белыми от злобы, как зубы во рту.
Бурно вскипало в крови необузданное честолюбие мятежного отца, который также
не хотел мириться с золотой серединой, со скромной судьбой; день и ночь они
только о том и думали, как бы вырваться из столь недостойного существования.
И вот хоть и неожиданным, но вполне понятным образом случилось, что в
одно прекрасное утро София, пробудясь, нашла ложе сестры опустевшим: Елена,
ее двойник, зеркало всех ее вожделений, тайно скрылась ночью, и