"Стефан Цвейг. Мендель-букинист" - читать интересную книгу автора

повернулся к лейтенанту, сидевшему за соседним столом. Они
переглянулись - оба подумали одно и то же: набитый дурак!
Потом майор стал раздумывать - прогнать ли простофилю,
предварительно выругав, или отнестись к делу серьезно. При
наличии таких колебаний любое ведомство прежде всего прибегает
к протоколу. Протокол - это всегда хорошо. Если он и не
принесет пользы, то и повредить не может, и к миллионам
бессмысленно исписанных листов бумаги прибавится еще один.
В этом случае, однако, он повредил ничего не
подозревающему бедняге, ибо уже при третьем вопросе
обнаружилось роковое обстоятельство. Прежде всего спросили его
имя: Якоб, правильнее Янкель, Мендель. Профессия: торговец
вразнос (так было сказано в его документе, разрешения на
торговлю книгами он не имел). Третий вопрос повлек за собой
катастрофу: место рождения. Якоб Мендель назвал местечко около
Петрикова. Майор поднял брови. Петриков? Разве это не в
русской Польше, близ границы? Подозрительно! Очень
подозрительно! И уже более строгим тоном майор спросил, когда
Мендель принял австрийское подданство. Очки Менделя с
недоумением уставились на майора: он не понимал, чего от него
хотят. Где, черт возьми, его бумаги, документы? У него нет
никаких документов, кроме удостоверения, что он торговец
вразнос. Брови майора поднялись еще выше. Пусть он, наконец,
объяснит толком, какого он подданства! Отец его - австриец или
русский? Мендель, не сморгнув, ответил: конечно, русский. А
он? О, он уже тридцать три года тому назад перебрался через
границу, чтобы не отбывать воинскую повинность, и с тех пор
живет в Вене. Майор еще больше насторожился. А когда он стал
австрийским подданным? Зачем? - спросил Мендель. Он никогда не
интересовался такими вещами. Значит, он и сейчас еще русский
подданный? И Мендель, которому эти пустые расспросы уже давно
надоели, равнодушно ответил:
- Собственно говоря, да.
Майор с испугу так резко откинулся на спинку кресла, что
оно затрещало. И это возможно? В Вене, в столице Австрии, в
разгар войны, в конце 1915 года, после Тарнова и большого
наступления, как ни в чем не бывало разгуливает русский, пишет
письма во Францию и Англию, а полиции и дела нет. И после
этого газеты выражают удивление, что Конрад фон Гетцендорф не
добрался сразу до Варшавы, а в генеральном штабе изумляются,
что каждое передвижение войск становится известно в России.
Лейтенант тоже встал и подошел к столу; разговор быстро
превратился в допрос. Почему он сразу не заявил о себе как об
иностранце? Мендель, все еще ничего не подозревая, ответил
нараспев с еврейским акцентом: "И зачем мне было вдруг
заявлять о себе?" В этом ответе вопросом на вопрос майор
усмотрел вызов и угрожающе спросил, читал ли он предписание об
этом. Нет! Может быть, он и газет не читает? Нет!
Оба чиновника уставились на слегка встревоженного Якоба
Менделя, словно луна свалилась с неба прямо в их канцелярию. И