"Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском" - читать интересную книгу автора Нашлись, впрочем, и скептики:
- Ну так как же проверить такой слух? Принимать просто на веру? Это, знаете ли... - А его не так давно проверяли, - возражал кто-то, - именно проверяли тонкость его музыкального слуха. У него же бредовая теория есть, что в мире, то есть в октаве, - 1700 с чем-то звуков, и он их дифференцирует, вот в чем интерес! - Так это же опять с его слов, это же не доказано! - Частично - доказано! - отвечали иные, - приборами измерения частоты звуков; их, как бы сказать, расщепленности. Показания соответствовали его утверждениям - докуда эти приборы могли давать показания. И все совпадало. А дальше приборы перестали показывать, а он продолжал утверждать, и с такой вдохновенной точностью, которую нельзя сыграть. Да и зачем играть? В этом же ему нет ни малейшего смысла! Вы понимаете, он естественен, как естественно животное, как естественен в своей неестественности любой феномен! И думается, не столько здесь стоит вопрос о том, чтобы ЕМУ учиться, как о том, чтобы ОТ НЕГО научиться чему-то, заглянуть, так сказать, за его плечо в то, что он видит (слышит то есть). Ведь это же чрезвычайно интересно с научной точки зрения... Так вспыхивали споры везде, где бывал Котик или где слышали его колокольную игру, дивясь ей, не имея возможности сравнить ее - ни с чем. А Котик смеялся. Не зло, добро. Его все эти рассуждения о нем забавляли. Чему будут учить его? О чем говорить? О звуках, которые для них не существуют, в существовании которых они сомневаются? - Ммне, - говорил он, - надо пе-перестаать слышать, и ттогда я бы в моем ддетстве, когда мне надо было выучить ноты, и все эти нотные линейки, и белые кружочки, и черные, и эти паузы и ключи, скрипичный и басовый. Чтобы записать ммои детские сочинения! Но для колокколов все это не имеет значения, эти знаки ниччему не помогают, и это все неверно, потому что я на этих линейках могу нарисовать только один диез и один бемоль, а бемолей 121 и диезов ттоже 121... - Да, это наша трагедия, что тут присутствует недогоняемость, - сказала я кому-то о Котике, - а вовсе не его трагедия, раз он слышит больше, чем мы! - Нет, в этом тоже есть трагедия, - отвечали мне, - слышанье немыслимых обертонов есть катастрофа. И привести это звуковое цунами в состояние гармонии вряд ли возможно... Может быть, наука будущего... - Нет, он действительно мог бы создать неслыханные звучания, если бы научился управлять ими по всем законам гармонии! - настаивал другой. - Вот так логика! - отвечал кто-то. - Неслыханные звучания - мы же слышали их! И им не нужна наша гармония... - Тогда бы он владел теми сферами звуков, которые ему слышатся! - продолжал его собеседник. - А пока они владеют им, а он только врывается в непознаваемое и что-то оттуда нам сбрасывает. Какие-то... - Жар-птичьи перья! - сказала я. - И перья звукового павлина, которые мы слышим и восторгаемся ими. Хоть многие и отрицают, считают бредом эти десятки бемолей и диезов, причину необыкновенных его композиций. Тут какой-то заколдованный круг! Но мне отвечали, что все, что я сказала, - беллетристика. Дело вовсе |
|
|