"Константин Циолковский. Моя жизнь" - читать интересную книгу автора

Когда мы в физике дошли до аэростатов, то я склеил из папиросной бумаги
аршинный шар и пошел с ним к ученику. Летающий монгольфьер очаровал
мальчика.
Только в П. я случайно узнал, что я близорук. Сидели мы с младшим
братом на берегу реки и смотрели на пароход. Какой пароход - я прочесть не
мог, брат же в очках прочел. Взял его очки и тоже прочел. С этих пор я носил
очки с вогнутыми стеклами, и до сих пор ношу, но читаю всегда и даже сейчас
без очков, хотя книгу приходится теперь удалять. Редко прибегаю к большому
двояко-выпуклому стеклу, или к лупе.
Случилось, что оглобли очков оказались длинны. Я перевернул очки вверх
ногами и так носил их. Все смеялись, но я пренебрегал насмешками.
Вот черты моего позитивизма, независимости и пренебрежения к
общественному мнению.
Раньше была некоторая хлыщеватость и чем больше назад, тем ее было
больше. Так, в Москве я ходил зимой в пальто старшего брата, перешитого из
теткиного бурнуса. Оно было мне велико, и я, чтобы скрыть это, носил его в
накидку, несмотря на адский иногда холод. Пальто было из очень прочного
драпа, хотя без подкладки и воротника. Но и его я скоро лишился: проходил
однажды близ Апраксина рынка. Выскакивают молодцы и почти насильно ведут
меня в магазин. Соблазнили: дали предрянное пальто, а мое взяли. Прибавил я
еще рублей 10.
Так же неудачна была моя покупка сапог на Сухаревке. Лишился старых и
пришел домой в новых без подметок. Но все это было ранее в Москве.
Возвращаюсь к П. И в городе П. я принялся было за станки особого
устройства и разные машины. Даже нанял особую для мастерской квартиру.
Между прочим устроил нечто вроде водяных лыж, с высоким помостом,
сложного устройства веслами и центробежным насосом. Переплыл благополучно
реку. Думал получить большую скорость, но сделал грубую ошибку: у лыж была
тупая корма, и потому большой скорости не получилось.
Простудился и захворал мой брат, на год моложе меня, с которым я был
особенно близок с самого детства. Зимы в П. холодные. У брата пропал
аппетит, образовались язвы в кишках, и он помер.
Товарищи гимназисты его провожали. Я же отказался, говоря, что мертвому
ничего не нужно. Этот поступок не был результатом холодности: я горевал.
Потом уже я понял, что провожают мертвых ради огорченных родных и друзей.
Из публичной библиотеки города П. таскал научные книги и журналы. Помню
механику Вейсбаха и Брашмана, Ньютоновские "Принципы" и другие. Из журналов
за все годы перечитал: Современник, Дело, Отечественные записки. Влияние на
меня эти журналы имели громадное. Так, читая статьи против табака, я всю
жизнь не курил. К латинской кухне также возникло сомнение. Всю жизнь я
болел, но не помню, чтобы лечился. Уже позже я понял великое будущее
медицины. Гигиенические статьи производили глубокое впечатление. Отвращение
к орфографии всех стран возникло тоже от чтения. Тогда же я был из книг
очень напуган половыми болезнями, что очень способствовало моему целомудрию.
Все же трудно было бы удержаться от соблазна, если бы не мое увлечение
науками и планами великих достижений. Так, знакомый однажды повел меня в
одно злачное место. Но было холодно, я прозяб в моем пальтишке на рыбьем
меху и вернулся домой. Уроками я зарабатывал много и не в деньгах было
препятствие: как-то и судьба мне помогала, а может быть и глухота.
Но все же я был страстен и постоянно влюблялся. В П. был один случай