"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора

Она демонстративно подошла ко мне. Пожала руку. Обняла.
На том все и кончилось. Больше никто ничего не сказал.
Когда я пришел домой, раздался телефонный звонок. Я снова услышал
взволнованный голос Кимантайте:
- Это так оставить нельзя! Я обращусь к Снечкусу!
Да, они были друзьями. Но, подумав, я ответил:
- Не стоит. Вы поставите Снечкуса в неловкое положение. Ведь спектакль
никто не запретил. Пусть была критика, и очень резкая, но завтра - премьера.
Утром, я еще спал, когда раздался стук в дверь. На пороге стоял
Лимантас.
- Есть приказ руководства университета снять постановку. Премьеры не
будет.
Между тем все билеты уже были проданы. Аншлаг. Я легко представил
картину: в семь вечера зрителей встречает кассир - возвращает деньги.
Говорю Лимантасу: "При чем тут университет? Нет, мы не должны это
допустить. И не допустим! Я сейчас же пойду добиваться справедливости".
Лимантас поддержал меня. Я быстро оделся, мы вышли из дома.
Где я был в тот день?
Сначала отправился к Гришкявичусу. Тогда он занимал пост первого
секретаря горкома партии. Мы были хорошо знакомы. Когда-то Гришкявичус,
редактируя крестьянскую газету, часто заказывал мне рецензии.
Рабочий день еще не начался. Я ждал Гришкявичуса в вестибюле.
- А, Йосаде! Что случилось?
- Только что узнал: премьера спектакля по моей пьесе отменена.
- Как это так? Немедленно идите к секретарю горкома по пропаганде..."
_____________________
Тут я оборву рассказ й. Про то, как он пошел к секретарю горкома, а
потом - председателю горисполкома (в то время им был Сакалаускас, будущий
председатель совета министров Литвы), а потом пошел в министерство
культуры - в один кабинет, в другой, третий... И все говорили: "Ничего не
знаю".
й не сразу понял: это карусель. Он нигде не добьется правды. Где-то -
скорее всего, в том же огромном здании на проспекте Ленина - дали точную и
не допускающую никаких отклонений команду.
Что это было? Наказание, предупреждение. И, конечно, урок.
А через несколько недель й прощался с Асей.
- Вот какой она преподнесла мне подарок перед отъездом...
Он говорит это с горькой иронией. Но, по-моему, ирония напрасна. Да,
подарок. Ведь й тут же добавит:
- Мне напомнили, что я еврей, что я - еврейский писатель. Потом я об
этом уже не забывал.


Фрагменты жизни

6 декабря 90 г. Мы изучаем лабиринты его жизни. А рядом - другая
жизнь - Литва.
Приватизация, растущие цены, нищета, пикеты. Фон, на котором беседы
наши кажутся фантасмагорическими. "На самом деле они-то как раз и
реальны," - замечает й.