"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора

Он помолчал. Хитровато улыбнулся:
- Вот тогда-то, дорогой мой, вы извлечете на свет божий свои
записи...Умоляю вас: не надо панегириков! Пусть это просто будет рассказ о
Йокубасе Йосаде, которого почти никто не знал.


Необходимое объяснение с читателем

Я выбираю для своей книги странный, вроде бы, ракурс - прощание героя с
жизнью.
Нет, я вовсе не стремлюсь к оригинальности. Пишу о том, что волновало
его больше всего. И что составляло прочный стержень наших бесед.
В первый же день знакомства, в первый же час, едва ли не в первые пять
минут он признался:
- Готовлюсь к смерти. И это, пожалуй, самое лучшее, самое серьезное из
того, что я делал долгие годы.
Йосаде испытующе посмотрел на меня:
- Как вы считаете, я прав?
Сказал ему то, в чем ничуть не сомневаюсь: подготовка к смерти не
только может стать образом жизни, но способна наполнить жизнь реальным
смыслом. Тогда-то и окажется, как сказал однажды царь Соломон, что "день
смерти лучше дня рождения". И здесь, кстати, нет ничего нового. Достаточно
вспомнить историю религии, философии, культуры.
Йосаде порывисто встал с кресла, обнял меня:
- Значит, мы единомышленники!
И все же он вернулся к этому разговору через день. Он еще недоверчив:
вдруг его просто разыгрывают?
Переспросил:
- Вы встречали людей, в том числе и писателей, с той же целью, что
сейчас у меня?
Я вспоминаю некоторых художников слова - их творчеством занимался
прежде. Вспоминаю поэта и пастора Кристионаса Донелайтиса: тот шел к смерти,
ведя трагический дневник на страницах старых приходских книг. Вспоминаю
детского писателя, бывшего сибирского шамана: тот всюду, как эстафету, возил
с собой мешочек с костями предков - время от времени он разговаривал с их
душами. Вспоминаю мучительный интерес к смерти Всеволода Иванова -
первопроходца и "оппозиционного классика" русской советской литературы...
Наконец - почти анекдот! - рассказываю Йосаде об одном знакомом
музыканте. По вечерам он укладывался спать в гроб: "Привыкаю!" Нет, он не
был сумасшедшим. Во всем остальном он был, как все. И даже стеснялся этой
своей "привычки". Кстати, у меня давно есть собственное объяснение подобной
странности. Видимо, гроб настраивал музыканта на медитацию, как бы напоминал
о вечности... Но я промолчал - ведь мы еще так мало знакомы с Йосаде.
Однако он тут же и - так же! - объяснил мне подоплеку ситуации.
Воскликнул:
- Какой оригинальный, какой самобытный человек!
...Так начались наши беседы с ним. Первая - третьего августа 1990 года.
Последняя - за несколько дней до его смерти.