"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора



Дина Рубина
Единственный сюжет

(Предисловие)

Книга Евсея Цейтлина "Долгие беседы в ожидании счастливой смерти" не
имеет аналогов в русской литературе. В мировой литературе ее можно было бы
сравнить с записками Эккермана о Гете, если б героя книги Цейтлина можно
было бы сравнить с Гете в чем-нибудь, кроме долголетия.
Это кропотливый, длительный и талантливый эксперимент по изучению
истории человеческой души, ее страхов и мучительной борьбы с ними, история
поражения и мужества и окончательного, возведенного самим героем,
одиночества.
Несколько лет писатель и литературовед Евсей Цейтлин встречался со
своим героем й, записывая его воспоминания, монологи о прожитой жизни, мысли
о настоящем и прошлом.
Все беседы автора и его престарелого героя проходят под знаком будущей
(и довольно скорой, по логике событий) смерти й. Это придает всему течению
сюжета (хотя как такового, в литературном понимании этого слова, сюжета в
книге нет) скрытую напряженность.
Поразительную роль выполняет в этой книге автор. Он тонкий понимающий
собеседник й и в то же время "фигура за кадром". Он младший коллега по цеху
и, в то же время, та душевная и нравственная инстанция, к которой постоянно
апеллирует й.
Это одна из тех книг, к которым возвращаешься мыслью в самые
неожиданные моменты собственной жизни, ибо путь каждого из нас предопределен
Творцом, но нравственный выбор - а эта тема всегда была и есть главной в
искусстве и в жизни - остается за человеком, за героем той книги, той
единственной книги судьбы, сюжет которой каждый из нас проживает единожды и
начисто.


"День смерти лучше дня рождения"

Сегодня произошло то, чего мой герой ждал несколько десятилетий. Его
похоронили.
Замечаю: я впервые пишу о Йокубасе Йосаде в прошедшем времени. Он умер
три дня назад. Но язык не поворачивался сказать о нем: был.
А сегодня, 12 ноября девяноста пятого года, земля упала на крышку его
гроба. Лицо Йосаде в гробу, как почти всегда у мертвецов, было совершенно
спокойным. Однако он и при жизни спокойно говорил со мной о собственной
смерти. Например, однажды представил:
- Проводив меня на кладбище, не один человек переспросит: "А кем,
собственно, этот Йосаде был в искусстве? Литературным критиком? Но статьи
его давно забыты. Драматургом? Однако пьесы его не ставят театры. Автором
нескольких мемуарных писем к сестре и дочери? Подумаешь, тоненькая тетрадка!
К тому же смущает то, как Йосаде говорит о людях и, в том числе, о самом
себе..."