"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора

английский с раннего детства...
________________________
й всегда напряженно думает о своих отношениях с литовским языком.
Должно быть, в старости понимает: чужой язык уже никогда не станет родным.
Все же он надеется выйти из этого лабиринта: "Для чего тогда еврейская
голова?"
Говорит многие годы подряд жене, а теперь мне:
- ...Есть литературные жанры, где язык не так важен. Это как раз те
жанры, в которых работаю я: драма и литературная критика.
Я жалею й, молчу. Логика его рассуждений поверхностна. В самом деле, в
пьесе на первый план выходит действие, в литературной критике - движение
мысли... Но драма мертва без ярких диалогов. А все логические построения
статьи рассыпаются, если не скреплены лирическим, личностным пафосом автора.
Ремесленник может написать драму или статью "средним" языком, Ибсен и
Брандес - не могли.
й любит порассуждать также о двух русских классиках, язык которых якобы
небрежен, но которые от этого ничуть не становятся меньше, - о Толстом и
Достоевском. Тут (поскольку речь о самом й впрямую не заходит) я резко спорю
с ним. Цитирую ему свою давнюю книгу о писательском труде - "Беседы в
дороге". Там есть страницы, посвященные "псевдонебрежностям" со словом -
Толстого, Достоевского, Пушкина...
Лабиринт потому и лабиринт: он не имеет выхода. й думает по-литовски,
даже ведет по-литовски дневник. Но нет свободы, полета. И нет уверенности.
Отдает свои вещи редактировать литуанистам. Разрешает "переписывать"
себя, если у редактора есть желание.
Он признается: пишет тяжело, медленно, будто ворочает глыбы. Только
мыслит весело. "Придумывать пьесу - счастье, писать - каторга".
Может быть, это и есть его главная драма? Замыслы разбиваются,
по-настоящему не воплощенные в языке.


Бумеранг

12 августа 90 г. Дочь й, Ася, уехала в Израиль в семьдесят втором
году...
Я смотрел сегодня на ее фотографию в кабинете отца - на стене, в
простой металлической рамочке: обычная еврейская девушка, одета во все
белое.
В тот год она окончила университет, работала программисткой. Однажды
пришла к отцу, села напротив:
- Папа, я хочу тебя оторвать. Дело в том, что я уезжаю...
- Куда?
- В Израиль.
Он ответил спокойно:
- Это твое дело. А я никуда из Литвы не тронусь.
"Так и улетела. И уже почти двадцать лет там. И ни разу за эти годы не
захотела взглянуть на родной дом".
Бумеранг.
й не произносит это слово. Но оно как бы за скобками его недоуменных
вопросов. "Не могу понять, почему она уехала? Как возникла у Аси сама эта