"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

Екатеринодар. Ночевал в духовном училище. Был принят генералом Эрдели.
Доложил все, что знал о движении генерала Корнилова на юг, по-видимому, на
Екатеринодар. Эрдели сказал, что ни один из посланных на связь с Корниловым
не вернулся. Сказал, что удерживать фронт трудно, так как казачество в
борьбе против большевиков не участвует, и что ему со своими частями,
вероятно, вскоре придется оставить Екатеринодар и уйти в горы.

- Может быть, вы будете счастливее... Дай вам Бог!

Город в те дни был пуст, военных почти не было видно. Чувствовалось:
все считают, что большевики не сегодня-завтра займут Екатеринодар.

По Красной шел трамвай с ранеными. При виде их сжалось сердце,
вспомнилось снежное поле, серое небо, одинокий вагон и звероподобные люди в
серых шинелях. Мозг сверлила мысль: как их убьют? Выволокут во двор? Или
заколют штыками прямо в палатах? Ночью или днем?

А может, пощадят? Кто? Они пощадят? Беременных матерей не щадят,
убивают детей на глазах родителей, родителей на глазах малолетних детей...
Для них ничего святого нет. И зубы сжались от злости. Скорей бы добраться до
своих.

До Тимашевской я доехал поездом, потом на подводе до Брюховецкой. Одет
я был подходящим образом, зарос щетиной, узнать во мне офицера было
невозможно. Не совсем правильная русская речь помогала мне выдавать себя за
военнопленного австрийца. Хотя одна банда, надо думать, петлюровцев, приняла
меня за еврея и чуть не убила. Едва удалось уйти, нырнув под вагон медленно
идущего товарного поезда.

Я рассчитывал: если Корнилов под Сосиками, он, безусловно, движется на
Екатеринодар. Следовательно, мне надо пробираться через степь по направлению
к Выселкам. Расспрашивать было опасно, да никто ничего толком и не знал.
Переночевал я в Брюховецкой. Вечером там был сход казаков; один из них нес
булаву и, издеваясь, играл ею как игрушкой, остальные ржали от удовольствия.

Из Брюховецкой я вышел рано утром. По дороге попалась подвода с
хозяином и работником, военнопленным австрийцем. Мне разрешили подсесть. Так
меньше обратят внимание. С работником мы говорили по-немецки. Он предложил
мне махорки и, кивнув в сторону хозяина, шепнул: "Буржуй!" До их хутора было
верст восемнадцать, я там переночевал. Хозяйкой была молодая мещанка из
Петрограда. Ее отец умер от голода, брата расстреляли в ЧК. Она отправилась
на юг за хлебом и здесь вышла замуж за хуторянина. Я попросил ее
порасспрашивать, где Корнилов. Никто не знал. Говорили, что большевики
собираются у Выселок.

Утром я ушел с хутора. Остановился в раздумье. Куда идти? В степь или
на Выселки? Потянуло на Выселки: если большевики там концентрируются,
значит, там должны быть и наши. Судьба подшутила надо мной нелепо и жестоко:
армия в это время двигалась от Старо-Леушковской к Ираклиевской и
Березанской. Поверни я тогда на север, я бы выполнил свою задачу и мы не