"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

час для вручения ответа.

Сидя в маленькой комнате за круглым столиком, Масарик объяснил, что
Рада решила во внутренние дела России не вмешиваться и просьба Корнилова и
Алексеева удовлетворена быть не может. Вручить же ответ в письменном виде,
как было обещано, он считает невозможным, ввиду опасностей, ожидающих меня в
пути. Тоже, вероятно, "реальная политика": нежелание оставлять письменное
свидетельство позорного решения.

Это было введением в беседу, которая продолжалась довольно долго.
Передо мной у Масарика был полковник Л., неверно описавший обстановку,
преувеличивая силы, собравшиеся на Дону. Но про обстановку на Дону сообщали
Раде также и чехи, прибывшие из Новочеркасска.

Масарик высказал мнение, что движение на Дону создано кучкой
реакционных генералов и обречено на неудачу. Я возразил: движение
возглавляют Корнилов и Алексеев, в честности и любви которых к России нельзя
сомневаться, а в реакционности заподозрить невозможно. На это он ничего
определенного не ответил, предложил мне не возвращаться в Новочеркасск, а
оставаться в чешском корпусе, с которым я мог бы покинуть Россию. Я, по
молодости лет, ответил довольно напыщенно:

- Чехи отвернулись от России. История подведет итоги, и боюсь, что
скоро. Сейчас с нами только Бог и трехтысячная Добровольческая армия.

Кроме того, генерал Алексеев поручил мне передать одно распоряжение
генералу Драгомирову. Бывший командующий Северо-Западным фронтом принял меня
в своем кабинете. На стенах, по военной традиции, висели фотографии его
семьи. Невольно в душе возникло сравнение двух славянских течений,
господствовавших тогда в древнем Киеве: с одной стороны, жертвенный русский
идеализм, с другой - эгоистический и потому близорукий "реализм" чешских
руководителей.

Впоследствии генерал Драгомиров занимал высокие должности в
Добровольческой армии, но его принципиальный характер не мирился с моральным
падением равных ему и ему подчиненных. В вопросах чести он никогда не знал
компромиссов и поэтому ушел.

В поисках армии

Пробираться из Киева на Дон было еще труднее и опаснее, чем с Дона в
Киев. Стоит ли останавливаться на подробностях? Сколько русских людей тогда
пробирались? Пробираться означало: проверка (фальшивых) документов, лишения,
голод, езда на буферах, на крышах вагонов, в теплушках с озверелым народом,
ожидание ареста и расстрела. Несколько раз я был на краю гибели. Но Господь
хранил.

Попрощался с гостеприимными хозяевами, закинул мешок за плечи и
тронулся в путь. Я все еще разыскивал корниловцев, ушедших в степь.