"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

Старшина долго пересчитывал, оказалось - восемь человек.

- Я так и знал. За эти дни я так уже привык критически относиться к
заявлениям "все пойдут" и "большинство за вас". Мы можем рассчитывать только
на единицы. И то хорошо: восемь человек, да Вы, старшина, девятый.

К Масарику

Простившись со старшиной, Корнилов обратился ко мне.

- Готовы ли вы, поручик, отправиться к президенту Масарику? Я знаю, что
Вам не нужно объяснять ни обстановку, ни наши нужды и пожелания. Я дам Вам с
собой письмо. Подробностей не будет на случай, если с Вами что-нибудь
произойдет. Генерал Алексеев Вас ждет.

Корнилов пожал мне руку и пожелал успеха. Я видел его в последний раз.

Приемная генерала Алексеева была набита людьми. Половина из них могла и
должна была бы находиться в Хотунке. Я ощущал к ним одну неприязнь: этот
репейник и здесь цеплялся за наше здоровое тело!

Вышел генерал Алексеев, нашел меня взглядом и пригласил в кабинет.
Постарел он за это время. Быть может, ни одному русскому человеку не выпала
такая тяжелая доля, как генералу Алексееву, мало знал он радостных дней. Мы
долго говорили о чехах, я отвечал на вопросы, лицо его становилось еще более
озабоченным и печальным. Он вручил мне письмо и простился тепло,
по-отечески. Закрывая за собой дверь, я видел седого генерала, стоявшего
задумчиво посреди комнаты.

Киев. Январь 1918 года. Власть в руках петлюровцев, полубольшевиков и
ненавистников России. К Киеву подходит Муравьев с большевиками. Каждый в
городе знает, что петлюровцам не удержаться.

Чешская Рада помещалась в одной из гостиниц. Вручив Масарику письмо, я
долго объяснял ему наше положение и говорил о надеждах, которые мы возлагаем
на братьев-чехов. Масарик обещал созвать Раду, где должен был решиться этот
вопрос. Обещал написать письмо. Макса был здесь же. Он по-прежнему курил
сигары и, судя по его виду, недостатка в питании не испытывал.

В ожидании прошла неделя. Зная положение на Дону, я досадовал и
беспокоился. В начале второй недели я начал требовать ответ. Со мною
несколько раз говорил военный комиссар, кажется, Клецанда. Я чувствовал, что
он настроен к нам доброжелательно, но сделать ничего не может. Чешским
корпусом управляла другая сила, перед которой беспомощен был даже Масарик.

Может быть, я ошибаюсь, может быть, между Масариком и этой силой
никаких расхождений и не было. Во всяком случае, я видел, что ответ уже
предрешен и задержка только в одном из видов "реальной политики". В конце
второй недели я заявил, что ждать больше не могу. Масарик назначил день и