"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

серба и я. Обстановка была, как у всех пленных: нары, тюфяк, деревянные
полочки на стенах, на полочках коробки из-под сахара. Несколько репродукций
картин русских художников украшали голые казенные стены. Посередине стол,
хромой как положено, на нем жестяной чайник. По чашке и миске на каждого -
вот и вся обстановка. Кроме того, у нас был свой "герб": фотографии короля
Сербии Петра Первого и Главнокомандующего Русской армии великого князя
Николая Николаевича. Чтобы наши враги без слов понимали, с кем имеют дело.

Примерно через месяц мой товарищ сказал мне:

- Ты нарушаешь гармонию нашего почтенного общества добровольцев.
Разреши подарить тебе рубаху!

- Откуда она у тебя?

- Подарок. Знакомые завелись, женского пола. Я им говорю: у нас тут
один наш товарищ всю жизнь в рубахе ходил, а теперь оной лишился. Вот и все.

По вечерам, за чаем, при свете висячей лампы, окутанные махорочным
дымом, мы рассуждали и спорили без конца.

С первых же дней пребывания в Кирсанове мы наладили связь с
военнопленным сербом, писарем в канцелярии воинского начальника, ожидавшим
отправки на Салоникский фронт, где против немцев и австрийцев стояла армия
союзников. Он-то и помог нам составить повторное прошение.

День мы начинали во дворе Сокольской гимнастикой, в которой принимало
участие человек 25-30, почти три четверти воен-нопленной колонии. После
завтрака ожидали "Русское слово" и кто-нибудь из нас читал сводку
Главнокомандующего, которую мы прослушивали с затаенной надеждой.

Шестого августа на утреннюю гимнастику вышло только несколько человек:
разнесся слух, что русские войска оставили Варшаву. "Русское слово"
подтвердило: Варшава пала, Русская армия продолжает отступать.

Весь день мы пролежали на своих нарах почти молча. Мы скорбели за
судьбу России и негодовали по поводу своего беспомощного положения в плену у
своих собственных братьев. И это чувство усиливалось с каждым днем. Ковно,
Осовец, Брест-Литовск ударяли как молотом.

Наконец, не помню числа, настал незабываемый день. В необычный час
появились трое наших сербов, счастливо улыбаясь.

- Едем! - кричат издалека.

- Едут! - кричит наш товарищ, встретивший их на лестнице.

- Счастливые... Не забудьте же напомнить о нас!

Простились со слезами на глазах и написали, не помню уже какое по