"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу авторапятнадцати. Бросаюсь на землю, кричу: "Я славянин, я один!" Слышу голоса.
Приближаются темные фигуры. Двое подходят, берут под руки и ведут к окопам. Всего их пятеро, и все бородатые. Проволочные заграждения у них совсем низкие, замаскированы травой. Солдаты осторожно меня через них проводят. От счастья не могу выговорить ни слова. Все мне кажется родным: и колючая проволока, потому что она русская, и прикосновение солдат-сибиряков, потому что они русские, и винтовки, которые они уже забросили за плечи, тоже русские, и ими, конечно, вооружена армия славянских добровольцев, в которую я скоро поступлю. Теплота разливается по всему телу. Трудности сегодняшней ночи забыты, я чувствую только счастье и гордость, что перешагнул мертвую полосу, минным полем разделившую миры германский и славянский, и стою теперь уже на стороне славянского. Спускаемся в окоп. Увидел бойницы - промелькнуло: "1200, беглый огонь!" - и тут же исчезло. Идем по узкому окопу. Передний останавливается, открывает дверь, и свет из землянки освещает его лицо. Он, по-видимому, старший, лицо молодое, улыбающееся. Жестом приглашает входить. Землянка просторная, накат из толстых бревен. Солдаты, уже узнавшие, что ведут австрийца, собрались у ротного командира. Протискиваюсь между ними. А вот и русский офицер, снимает телефонную трубку. Такой же молодой, как и я. Рубаха защитного цвета, новенькая портупея, совсем не так, как у австрийцев. Встает, подает руку, усаживает меня на свое место. Солдаты кругом на корточках. - Мало, но я славянин, сам пришел, - отвечаю по-словенски словами, почти такими же, как русские. - Ага, - говорит он и что-то объясняет солдатам. Солдаты переговариваются между собой и улыбаются. - Молодой какой! - говорит один и показывает на мое лицо, а затем на свои усы и бороду. Солдаты смеются добрым смехом. Спешу, как умею, объяснить офицеру, что у меня важные сведения для русских. Офицер понял и снова поднял телефонную трубку. А солдаты меня разглядывают, и все что-то говорят. Движения спокойные, никакой злобы на лице. Бородатый опять спрашивает: - Родные есть? Отец, мать? Обрадовался, что понял. - Да, да, отче есть, мати есть. |
|
|