"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

тут плащ опять зацепился. Лихорадочно его освобождаю: сейчас взлетит и
осветит! Кровь ударила в лицо. Слава Богу, отцепился. Лежу. Соседи пустили
осветительную. Встаю и медленно удаляюсь от проволоки.


- Хальт! Кто идет?
Иду к часовому.


- Проверяю посты. Смотри в оба, сегодня ждем нападения. Отхожу и снова
удаляюсь от проволоки. Ракета. Бросаюсь на землю. Погасла. Кругом тишина.
Встаю и иду прямо к русским. Ускоряю шаг. Ракеты... сразу три. Теперь
страшны и соседние роты. Жду, слушаю. Пока не заметили. Но соседние роты
могли выслать патруль. Тогда одно спасение - крупнокалиберный "штайер", он
осечки не даст. Иду все быстрее, через каждые десять-пятнадцать шагов
останавливаюсь и прислушиваюсь. При свисте взлетающих ракет бросаюсь на
землю. Иду и чувствую, что куда-то спускаюсь, трава уже до плеч. И вдруг при
свете ракет соображаю, что я в лощинке, на минном поле. Сердце бьется так,
что его стук слышен в ночной тишине, оно теперь единственное живое, а
кругом - смерть.

Стою, как журавль, на одной ноге, опершись на палку, и боюсь опустить
другую. Сейчас взорвется! Назад? Могли уже заметить. Вспоминаю, что целых
три месяца мне не удавалось перейти, что послезавтра начнется наступление у
Залещиков, о котором я обязан сообщить русским. Будь что будет! Жду ракеты.
Здесь она уже плохо освещает, но вижу, что слева, шагах в пятидесяти,
начинается подъем. Пробегаю, раздвигая траву, шагов десять. Рассуждаю: если
коснусь проволоки, то взорвется, когда я уже проскочу. Стучит в висках, лицо
горит. Нет, большой шум подниму. Стою, отдыхаю. Двадцать шагов, как двадцать
верст. Но не ночевать же тут! Промелькнул вокзал в Мариборе и большие
заплаканные глаза младшей сестры, а затем у меня в глазах замелькало, как от
искр падающих ракет. Но это продолжалось недолго. Я встряхнулся, выбросил
левую ногу и пошел, чуть ли не приговаривая "ать-два!" Появилось новое:
начали стучать зубы. Но вдруг от подошв по всему телу побежала горячая
струя: ноги почувствовали подъем! Я пошел быстрее. Вышел из высокой травы,
лег и стал прислушиваться. Тишина. Смотрю на небо: звезды погасли. Вижу
темную полосу возвышенности. Чуть ниже - другая полоса, русские окопы.
Радостно на душе, минного поля как не бывало, на каждом шагу могу встретить
русских. До этого я уже решил: буду петь славянский гимн, он каждому
русскому, конечно, знаком. Иду, пою вполголоса: "Гей, славяне, еще наша речь
свободно льется, пока наше верное сердце за народ свой бьется!"

Трава опять выше, но вот подъем - это уже русская сторона. Трава в рост
человека, откуда она взялась? Из наших окопов ее не было видно. Холодно, по
телу дрожь. Трава становится ниже, склон круче. Ракеты уже где-то далеко.
Пою, потом прислушиваюсь. С пением что-то не получается, все приходится
начинать снова. Буду насвистывать "Гей, славяне". Уже широкой лентой
проступает черная полоса окопов. Они уже совсем близко, свисти, чтобы
услыхали. Свищу и улыбаюсь. Еще несколько шагов и...вдруг засверкали
выстрелы, и мимо ушей просвистели пули. Стреляли почти в упор, шагов с