"Далия Трускиновская. Корзинка с бриллиантами" - читать интересную книгу автора

принесли одну халтуру, устав кооператива, я бы как раз успела до десяти ее
перепечатать, все-таки пятерка, а пятерка - это колготки. Я не генеральская
дочка, колготки мне с луны не сыплются, а рву я их за милую душу.
Я надела босоножки и, стараясь не стучать каблуками, прокралась в фойе.
Там я сообразила, что у меня не будет другой возможности умыться перед
работой, кроме как сейчас, в туалете. Я забралась в туалет и провозилась там
довольно долго, потому что мыла практически не было, какой-то оглодок,
теплая вода шла еле-еле, и моя походная щетка для волос тоже давно на
помойку просится.
Я высунулась из туалета и увидела Любаню. Она кралась на конюшню, тоже
стараясь не цокать каблуками. Я поняла, что дядя Вахтанг, впустив
прибабахнутого Яшку, задремал, не заперев дверей, и она проскочила
незаметно. Мне совершенно не хотелось объяснять ей сейчас, как я сюда
попала, и я переждала, пока она скроется в конюшне. У нас с ней одна беда -
полные ноги, и каблуки - наше единственное спасение. Вот и мучайся теперь
из-за этого спасения. Я благополучно выскользнула из цирка и пошла к
остановке. Конечно, мне совершенно нельзя есть эти чертовы пончики, но
больше я сейчас все равно ничего не раздобыла бы, и еще по случаю стресса у
меня опять жор. Пусть будут пончики, подумала я, все равно Макаров
предпочитает генеральских дочек с машинами и фамильными бриллиантами...
Я действительно прибыла с рынка в половине девятого и привезла Любане
пакет с пончиками. Я так рассчитала, что она сварит кофе, я съем один
пончик, она - два, и еще три останутся для Ласьки.
- С кем ты девку оставила? - спросила я, отыскав Любаню на конюшне. Она
чистила боксы и была одета кошмарно - в драные тренировочные штаны,
резиновые шлепанцы и фуфайку образца тысяча девятьсот четырнадцатого года.
- Дежурную по этажу просила присмотреть, - мрачно сказала Любаня. - Ее
разбудят и чаем напоят, а потом я им туда позвоню. Если Ласька не очень
кислая, сбегаю приведу в цирк.
- Как же ты ее одну на всю ночь оставила? - спросила я.
- А вот так, растудыть и так далее... - ответила Любаня. - Вот так и
оставила! Ведь им же никому не объяснишь, что такое больной ребенок!
Гаврилов, сука, разве поймет, что это такое? У него же своих нет и не будет!
Глубоко внутри я хихикнула. Любаня даже от меня решила скрыть, что
ночевала в гостинице. Так что моя совесть чиста - я тоже ей не скажу, что
ночевала в цирке.
Если бы я вспомнила тогда про привидение, которое лазило в бочку с
овсом, то, наверно, сказала бы Любане - хотя бы ради лошадей. Но я про него
намертво забыла, а вспомнила только вечером. Впрочем, до вечера у меня и не
было такой возможности. День навалился на меня - я и охнуть не успела.
Пока я печатала кооперативный устав, пришел директор и сунул кучу
всяких дурацких приказов на перепечатку. Сразу же заявился зам с кошмарными
транспортными накладными, или как их там. Это когда нужно впечатывать всякие
адреса и цифры в узенькие графы. Ненавижу такую работу. Потом я отправила
письма и позвонила Светке, чтобы вместе пообедать.
- А ты знаешь, что у Макарова завтра последний спектакль? - спросила
она. Это был неприятный сюрприз.
- С чего ты взяла?
- Таську сегодня видела.
- Постой! У него же еще "Лес" в пятницу! - завопила я.