"Далия Трускиновская. Запах янтаря (Повесть)" - читать интересную книгу автора

А ведь я мог бы им кое-что рассказать о фортуне шведского короля. Жаль,
не попросили... Еще в конце апреля их хваленый лев обложил Полтаву, а взять
так и не смог. Протянул до мая, а в мае мы подошли и, не замешкав, стали
готовиться к решительной баталии. Опасались нежданного нападения неприятеля
и потому взялись за лопаты, окружили лагерь земляным валом.
Увы, господа кирасиры, ваш лев поторопился - лазутчики впопыхах донесли
ему о приближении нашей калмыцкой кавалерии, которой мы и сами так рано не
ожидали. Лев, не в состоянии перекинуть раненую ногу через седло, велел
вынести себя к полкам на носилках. Ах, как он к победе рвался, сей
необузданный, но не весьма дальновидный лев! Но, как сказано было в
сочиненных по случаю виктории виршах, всяк владения чужого желатель злого
конца бывает взыскатель.
Я с полком перед началом баталии стоял за редутами, четыре из которых
так и не успели достроить. Кони волновались, всхрапывали, коротко ржали. Мой
гнедой все поворачивал ко мне голову, шевелил губами, терся, дурашка, мордой
о мой ботфорт. Я, отпустив поводья, вытянул из-под рубашки крест и образок,
матушкой надетый, поцеловал их и мыслью к небу обратился. Знал, что
прятаться от пули не стану - за государем Петром Алексеевичем на верную
смерть пойду. И просил себе погибели быстрой, не мучительной, коли уж
суждено...
Когда зарокотали барабаны, заговорили пушки, спрятал я крест с
образком.
И бой уже идет, и ядра к нам залетают, пугая коней, и сыплется на
голову сухая земля, а когда выезжать в поле - неведомо.
Одно остается - пробовать, как палаш, весь вечер востренный, в ножнах
ходит. Сам палаш на волю рвался, сам рубить был готов, а ты лишь удерживай
его за тяжелую рукоять!
Потом... Ветер в губы и свист мимо ушей, когда поднялся подо мной конь
в галоп. Лицом, грудью, всем телом ощутил я ветер, вдохнул его и захлебнулся
на миг, а справа и слева зажимали меня конские бока, и одно желание было -
вперед вырваться, где палашу простор!
Ни жажды, ни голода не было в этот день. И смертельная моя пуля мимо
пролетела.
Многие чудом уцелели в той баталии. Петр Алексеевич, спешиваясь, на
седле след от пули обнаружил.
Искали среди убитых Карла. Притащили даже носилки, на каких его к
полкам перед баталией выносили. Но к вечеру стало ясно, что неустрашимый лев
вместе с изменником Мазепой благополучно сбежал и уходит к Днепру, к
турецкой границе. Погоня наша его не настигла. Генерала Левенгаупта с
восемью тысячами под Переволочной взяли, а Карл с драбантами ушел...
Вот что мне хотелось рассказать Свену, порадоваться на его оторопевшую
рожу. Гарнизонная крыса, дармоед, за кружку лишь хвататься гораздый! А
вгонял ты лопату в непослушную утоптанную землю оборонительного вала? А
высокая и сухая степная трава шуршала и свистела ли о твои ботфорты, когда
измученные боем Драгуны Боура и Меншикова, потеряв всякий строй, летели, не
разбирая дороги, за давшим деру шведским львом? А после того боя и той
погони, когда радость несказанная обрушивается на душу - жив, уцелел! -
целовал ты всю в пене конскую морду, на которой от усталости жилочки
выступили?..
Ну вот, когда мы вернулись, оказалось, что Петр Алексеевич, боясь