"Далия Трускиновская. Запах янтаря (Повесть)" - читать интересную книгу автора

морового поветрия от великого множества незахороненных тел под Полтавой,
увел армию в Решетиловку. И, прибыв туда, узнал я, что меня уж искали и
велено мне явиться к самому господину фельдмаршалу.
Борис Петрович в хате был один и лежал на лавке. После всех волнений и
великого шумства в честь виктории не вредно было старику и подремать. Я
вошел и, оставшись с ним наедине, хоть ног под собой не чуял, поклонился по
всему французскому политесу.
- Андрюша? Заходи, садись, сынок, не голоден? - спросил меня
фельдмаршал, чуть приподнимая тяжелое веко над левым глазом.
- Голоден изрядно, - отрапортовал я.
- Ну так хлеба себе отрежь, вот паляницу мы не доели, огурцов возьми в
кадушке, и мне огурчика, сало на столе...
Так же жадно я ел восемь лет назад, когда мальчишкой в суровую зиму
нагнал шереметевские полки, беспокоившие шведов в Лифляндии. Отца у меня
тогда убили у Риги, на острове Луцава. И с ним четыреста русских полегло,
что вместе с саксонской армией пытались противостоять шведам. Я в
политических тонкостях тогда не разбирался, только сказал себе - теперь у
меня со шведами свой счет. Вот и не мог остаться дома, да и не мальчишеское
это было озорство - как-никак пятнадцатый год шел. Сперва меня погнали было
обратно, но как узнали, чей я сын, отвели к Борису Петровичу Шереметеву.
Понятно, ни коня, ни сабли он мне не дал, а отправил в обоз, к кухонным
мужикам, чтобы всегда был обогрет и сыт. А скоро и дело для меня нашлось. Не
раз в драном, московском еще тулупчике ходил я в разведку - кто заподозрит
деревенского парнишку? Тут и выяснилась моя способность к языкам. Узнав про
сие, Борис Петрович велел звать меня всякий раз, когда допрашивали пленных и
местных жителей - мол, привыкай! Тогда, в тысяча семьсот втором, нам фортуна
часто улыбалась, дошли почти до рижских форштадтов и разбили в жаркой стычке
шведский отряд под начальством губернаторского сына; в Ригу, однако ж, не
попали...
С той самой поры помнил меня Борис Петрович. И по-своему баловал -
посылая туда, где смелый может отличиться. Чинов мне высоких пока не давали,
чтобы кому не надо в глаза не бросался, но я знал, что - на виду. И, идя в
шереметевскую хату, понимал - не на блины позвали.
И точно.
- Как Рига издали выглядит, помнишь? - спросил Шереметев, видя, что я
вроде бы наелся.
- Как не помнить. Вместо крестов одни петухи торчат!
И верно, их было пятеро, этих петухов, а больше я ничего и не видал с
другого берега реки, когда мы под обстрелом пушек Кобершанца, маленькой и
злой крепостушки, пытались четыре года назад изучать рижские набережные
укрепления. Оттуда государь повел нас к Митаве, где и взяли мы митавский
замок со всей артиллерией и пороховым запасом. Да что Митава - был я и под
Валмером, и под Бауском, всю Лифляндию и Курляндию прошел.
- Петру Алексеевичу сие проклятое место покоя не дает...
Эту историю мы все знали. Не больно гостеприимно встретила Рига
государя, когда он двенадцать лет назад ехал в Европу через Лифляндию при
посольстве Лефорта, Головина и Возницына. Рижский тогдашний губернатор
Дальберг, хоть и встретил, как водится, с честью, но квартиры отвел лишь в
предместье, провиантом почитай что не снабдил, сами у купчишек втридорога
брали, и строгий караул приставил. К Цитадели, понятное дело, близко не