"Лев Троцкий. Сталин (том 1) " - читать интересную книгу автора

отколовшиеся от РКП(б) ультралевые группы, вставшие на путь нелегальной
деятельности, считали "термидор" свершившимся фактом. Большинство же членов
партии, хотя и испытывали смутную тревогу перед возможностью "перерождения",
еще не видели ни его реального механизма, ни персонального адреса.
Лишь в ходе партийной дискуссии 1923 - 1924 годов абстрактное,
безликое "перерождение" впервые обретает конкретную направленность. Во
всяком случае, Троцкий утверждал позднее: "Марксистская оппозиция еще в
1923-м году констатировала

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 403.


наступление новой главы идейного и политического сползания, которое в
перспективе могло означать термидор. Тогда-то мы впервые и произнесли это
слово". Обвинение было направлено персонально против Зиновьева и Сталина.
Однако в официальные документы партийной дискуссии устрашающий термин --
"термидор" - не попал*.
Во время этих дискуссий реальные перспективы развития страны получили
неадекватное, иллюзорно-идеологическое толкование. Хотя, по мнению
меньшевика Ф. Дана, Троцкий "не мог не понимать, что единственная
возможность спасения - в переходе от нэпа экономического к нэпу
политическому, к ликвидации диктатуры. Но он не посмел не только сказать, но
и додумать этой мысли до конца". Дан не знал, что на январском (1924 г.)
Пленуме ЦК РКП(б) за Троцкого "додумали" его оппоненты: они обвинили
оппозицию в намерении "провести не реформы, а Реформу, т. е. революцию. Но
революция в партии неизбежно означает и революцию в стране".
А поворот к демократии действительно назревал.
В своем кругу партийные "вожди" были тогда достаточно откровенны.
Крестьянин начинает ощущать вкус власти, признал на том же январском Пленуме
1924' года Л. Каменев, среди рабочих тоже идут такие разговоры. Но это лишь
"первая волна, которая сейчас говорит с нами коммунистическим языком. Ну а
дальше как она будет говорить?"
Дать поблажки, но властью не делиться - такой выход нашли в конце
концов преемники Ленина. Идя на уступки крестьянству, сама власть брала на
себя функцию представления его интересов от имени диктатуры пролетариата.
Все решения предполагалось и дальше принимать внутри партийного ареопага.
Главное же на том этапе - критический момент возможного поворота к более
глубоким демократическим реформам был пройден. Отказ от этих реформ
фактически означал серьезную победу партийно-государственной бюрократии,
якобы только и пекущейся о сохранении социализма. А экономические уступки
мелкой буржуазии без серьезной политической демократизации снова толкали
меньшевиков, а позднее и Троцкого, да и всех левых в Коммунистической партии
(последние, впрочем, как и Троцкий, не стремились к демократизации общества,
ограничиваясь требованиями соблюдения и развития внутрипартийной
демократии), на путь дальнейших буржуазно-бонапартистских и термидорианских
аналогий: постепенное превращение пролетарского государства (у Троцкого),
"коммунистической диктатуры" (у меньшевиков) вскрытого или явного агента
"новых собственников".
Поначалу казалось, что эти модели имеют реальные основания. Однако с
середины 20-х годов "термидорианские" аналогии и построенные на них прогнозы