"Юрий Трифонов. Утоление жажды" - читать интересную книгу автора

столько и сидит на рычагах. Никаких, конечно, выходных. На кой они? Что в
пустыне делать, как не работать?
Две будки, пять человек. Да три машины в забое, да две цистерны: одна с
водой, другая с соляркой. И приблудная собака Белка из туркменских
овчарок, белая, лохматая, как медведь.
А вокруг - пески, глухая каракумская тишь.
Колодец Инче, где стоял отрядный поселок, был километрах в двадцати на
восток. Оттуда приезжал прораб, привозили продукты в автолавке: сахар,
папиросы, сечку-гречку, ничего особенного, но жить можно. Вина не возили.
И в поселке вина не было: сухой закон.
Автолавка, прорабы да еще проезжающее начальство - вот и все
развлечения. Правда, в поселок иной раз наведывалась кинопередвижка из
области. Специальный грузовик ездил по трассе, собирал с дальних участков
желающих. Молодые ребята, вроде Бринько и Эсенова, ездили частенько, но
Семен Нагаев на такие пустяки время не тратил.
- Не видал я ихнего кино! Лучше я за то время сто кубов выну - и мне
интерес, и государству польза...
Зимой донимали холода и ветры, а с весны начиналась другая мука. Все
живое в пустыне пряталось от жары, змеи и суслики дремали в норах, ящерицы
зарывались в песок. Стоило подержать ящерицу пять минут на солнцепеке, и
она варилась живьем.
Люди работали. Кабина экскаватора накалялась, как котел на огне, за
рычаги голой рукой не берись. И ветры каждодневные, еще страшней, чем
зимой: палящие, крутыми волнами набегающие из афганского пекла. Так и
звался этот ветер - "афганец". Песок от жары делался легким, крошился в
пыль, и "афганец" носил его над пустыней несметными тучами. Иногда небо
вдруг меркло, как во время затмения, песок тоннами поднимался ввысь,
свистел, грохотал, бешенствовал, опрокидывал навзничь, заполнял все и вся
своим затхлым, удушающим запахом, и сквозь его темную, ураганную толщу
солнце едва мерцало, наподобие бледной луны.
А люди работали.
Тысячи людей и сотни машин работали на всей четырехсоткилометровой
трассе, разделенные на два отряда: один шел с востока, ведя за собой
амударьинскую воду, другой пробивался ему навстречу посуху, со стороны
Мургаба.
И где-то уже строились шлюзы, заливалась бетоном арматура, и вырастали
в песках - пока еще над сухим руслом - мосты для железной дороги, и
возникали на пустом месте (вот уж истинно на пустом, среди пустыни!) улицы
некоего города, тарахтел движок, горело в домах электричество, в клубном
бараке читалась лекция о новом Египте, и после лекции были танцы под
радиолу, и рабочие выкладывали из кирпичей ограду вокруг несуществующего
виноградника и втыкали в песок тощие прутья акаций, а далеко впереди всех,
заброшенный в барханные дебри, какой-то одинокий экскаватор остервенело
рвал землю, и по ночам была кромешная тьма и кричали шакалы.
И в этой необозримости целого заключалось величие. Но понять его было
непросто.



3