"Юрий Трифонов. Утоление жажды" - читать интересную книгу автора

силу, и гоготал нахально, когда Марина сердилась и награждала его
оплеухами. Иван был испытанный сердцеед, но Марина не очень-то ему
поддавалась.
- Ты, Ванечка, не в моем вкусе, - говорила она ласково. - Я люблю
тоненьких и брюнетов. А ты вон какой рыжий да здоровенный, чистый верблюд!
- Зато у меня характер добрый.
- Ого, видать, что добрый! Такой добрый, что все девки плачут, - и она
кивала на будку, где жил Бринько.
Над койкой Ивана были приколоты кнопками к стене три письма от
влюбленных в него девушек. Одно письмо, от радистки со Второго колодца,
было даже с картинкой: барханы, домики и трактор, похожий на паука.
Начиналось письмо так: "Любимый Ванюша! Привет со Второго колодца! С тех
пор как ты уехал в Инчу, стало здесь тоскливо и пусто, и вправду пустыня.
Я все дни плачу. Как посмотрю на того варанчика, которого ты мне подарил,
так сейчас вспоминаю тебя..."
Два других письма были примерно такого же содержания, слезливые и
просительные: одно из Сагамета, другое из какого-то поселка Западной
Туркмении, где Иван служил в армии. Письма бедных девушек были выставлены
на всеобщее обозрение. Иван очень ими гордился. В отрядном поселке у него
тоже была зазноба, но та не писала писем, а через Гусейна Алиева, шофера с
автолавки, передавала Ивану коротенькие записочки и подарки: то банку
консервов, пару носков, пачку бритвенных лезвий, а то и бутылку белого.
Она работала в орсовском магазине.
При таком повальном успехе не следовало огорчаться тем, что Марина не
поддается. Конечно, закрутить любовь на месте, возле экскаватора, было
соблазнительно, но шут с ней, с любовью. В песках работать надо,
вкалывать, кубы делать. А на любовь другое время отпущено. И Иван не
огорчался и даже не обижался на Марину, но с однообразной настойчивостью
предлагал ей "погулять за барханчик" - просто так, для смеха...
Прошла неделя, другая. И месяц прошел.
Незаметно, исподволь менялся уклад жизни экскаваторщиков. Теперь Марина
готовила обед на всех, ездила в поселок за овощами и мясом, и мужчинам
казалось непонятным, как они жили прежде на одних консервах и чае. Марина
стирала, убирала в будках, чинила рабочие робы, ходила в пески за
саксаулом и делала все это проворно, ловко, как бы шутя, и совершенно
бескорыстно. Когда Беки с Иваном решили как-то заплатить ей за стирку,
Марина обиделась:
- Думаете, заработать на вас хочу? Ой, надо же! Да мне просто жаль вас,
бедненьких-несчастненьких...
Один человек встретил Марину настороженно и до сих пор не оттаял -
Семен Нагаев.
Началось с того, что ему, как и трем другим экскаваторщикам, пришлось с
появлением Марины претерпеть некоторое стеснение. Марина поселилась в
будке отца, на койке, где раньше спал Бяшим, и деликатный Аманов перешел в
будку Эсенова, Бринько и Нагаева. Там три койки стояли впритык, четвертая
еле влезла. Но так как экскаваторщики работали в разные смены и вместе
собирались ненадолго, они не слишком страдали от тесноты. Однако Нагаев
никак не мог примириться с тем, что они живут вчетвером, а Марютин, как
пан, занимает отдельную будку.
Неудовольствия своего он прямо не выражал, а высказывал общие и неясные