"Юрий Трифонов. Статьи" - читать интересную книгу автора

и звуки, да и некоторые запахи следует замечать, но все это должно быть
фоном и даже точнее сказать, - грунтовкой холста. А проза "требует мыслей
и мыслей", как сказано Пушкиным.
Вот тут и возникает трудность. Где их взять-то, мысли? Плохо, когда
литература чересчур живописна, а живопись чересчур литературна.
Мне кажется, главная трудность прозы - _находить мысли_. Это не значит,
конечно, что нужно непременно стремиться к глубокомыслию и в каждом абзаце
изрекать афоризмы, а это значит, по-видимому, вот что: надо иметь что
сказать. Сообщать читателю важное. Для прозы недостаточно такого
сообщения: "Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало".
Меня долго мучило желание написать прозу, подобную стихам, музыке,
подобную какой-нибудь песне, берущей за сердце, или красивой картине, как,
скажем, картина Левитана "Над вечным покоем", всегда волновавшая, но потом
понял, что это желание ложное. Проза должна быть похожей на прозу. И надо
стремиться написать что-нибудь подобное вот чему: "По причинам, о которых
не время теперь говорить подробно, я должен был поступить в лакеи к одному
петербургскому чиновнику по фамилии Орлову..."


Подготовительная работа? Кое-какая перед началом всякой вещи делается,
но - мысленно. Я ничего не записываю, не делаю планов, набросков, не веду
записных книжек.
Вероятно, не прав и совершаю ошибки (насчет записных книжек это уж
точно ошибка), но правила нашей игры - писать о своей работе всю правду.
Со всеми ошибками и несуразностями.
Насчет записных книжек я отлично знаю, что они замечательно полезны.
Как гимнастика по утрам. Но ведь лень регулярно заниматься гимнастикой:
иной раз вяло подрыгаешь ногами, покачаешься туда-сюда и - за газету...
Записные книжки я вел временами в юности, когда вообще относился к работе
более ревностно. Потом были перерывы на год, потом кое-что записывал в
поездках. Но вот что интересно: почти все записанное так, на ходу, в
гостиницах, в путешествиях, находило применение. Поэтому на собственном
горьком опыте свидетельствую: вести записные книжки необходимо.
Иногда записи лежат без движения годами, но потом вдруг - как нельзя
более кстати. Надо записывать впрок, на авось.
Перед началом вещи возникает тема, пока еще немая, без слов, как наплыв
музыки. Страшно хочется писать неизвестно о чем. Где-то в подсознании уже
есть тема, она существует, но нужно вытащить ее на поверхность. Похоже,
будто смотришь в объектив фотоаппарата, где все не в фокусе: туманное
цветное пятно. Для того чтобы появилась резкость, нужны подробности, нужна
конкретность - пускай незначительная. И тут иногда могут помочь записи в
старых блокнотах. В 1966 году, весной, я был последний раз в Туркмении, на
съезде туркменских писателей. Это было совсем не то, что прежде, когда я
приезжал в пустыню, в горы. Но о тех приездах и путешествиях - их было,
кажется, семь или восемь начиная с 1952 года - я написал, наверное, все
что мог: рассказы, очерки, роман, киносценарий. Тема, волновавшая меня
долгие годы, была изжита. Я не собирался ничего больше писать о Туркмении.
Несколько дней после съезда я прожил со своим товарищем в местечке Фирюза
под Ашхабадом, в каком-то доме отдыха, где еще не начался сезон. Был май,
все цвело, пели птицы, неслась с клекотом вода в арыке, в горах