"Джефри Триз. Холмы Варны (детск.)" - читать интересную книгу автора

Ла-Манш обошелся с Аланом милостиво. Юноша благополучно добрался до
Кале, не встретив никаких препятствий ни со стороны морской стихии, ни
(поскольку Кале все еще владели англичане) со стороны королевских чиновников
на обоих берегах пролива. Сойдя с корабля, он вскоре уже очутился на
французской земле и зашагал по грязным дорогам Пикардии по направлению к
столице.
Париж встретил его первыми признаками пробуждения весны: на голых
ветках набухали серо-зеленые почки. Продолжая свой путь на юг через
Бургундию, Алан уже не мучился страхами и сомнениями. Солнце все сильнее
припекало его плечи под ветхим плащом, вливая бодрость в его душу. Еще
несколько дней, и каждое утро слева, на востоке, его уже приветствовали
Альпы, словно плывшие в лазури небес над бело-розовой пеной распускающихся
яблоневых садов.
Стараясь сберечь каждый грош, он ночевал на самых убогих постоялых
дворах. Но одинокий студент не привлекал ничьего внимания: сотни школяров
бродили в те дни по дорогам Европы, перебираясь из Рима во Флоренцию, из
Цюриха в Саламанку, из Оксфорда в Тулузу. Его познаний во французском языке
кое-как хватало для того, чтобы объясниться с хозяином постоялого двора,
зато он мог свободно беседовать по-латыни с любым деревенским священником
или образованным попутчиком.
Обогнув подножие Савойских Альп, на которых все еще белели пятна снега,
он добрался до Гренобля, где имя Эразма распахнуло перед ним все двери. Мэтр
Гизо принял его по-королевски, одолжил ему мула и попросил знакомых купцов,
направлявшихся в Милан, взять его с собой. И вот перед Аланом открылась
широкая равнина Северной Италии, где уже пылали все яркие краски южной
весны. В Милане он попрощался с купцами, поручил их заботам своего мула и
отправился дальше, снова пешком и один, через Верону и Падую в Венецию.
И наконец, когда апрель был уже на исходе, Алан, расспросив дорогу к
церкви Святого Августина, увидел над спокойным каналом дом Альда.
Дверь была украшена длинной латинской надписью, по правде сказать, не
слишком гостеприимной: "Кто бы ты ни был, если ты желаешь поговорить с
Альдом, будь краток; а затем дай ему вернуться к его трудам - если только
не хочешь одолжить ему свое плечо, как некогда Геркулес утомленному Атласу.
Знай, что всякому, вступившему в этот дом, найдется дело".
Алан нащупал в сумке письмо Эразма и, собравшись с духом, открыл дверь.
Он вошел и растерянно остановился, пока его глаза после яркого солнца
привыкали к полумраку прихожей. Этот дом напоминал прохладный улей - он
кишел людьми, и каждый прилежно трудился. Откуда-то доносился глухой стук
печатных станков. Кто-то звучным голосом диктовал греческие стихи. Две
девушки, золотисто-рыжие, как того требовала венецианская мода, пробежали
мимо него вверх по лестнице, смеясь и роняя апельсины из полной корзинки.
Оранжевые плоды, подскакивая, катились по белому мрамору ступенек. Через
вестибюль прошел невысокий толстяк - он, пошатываясь, нес на голове большую
кипу бумаги. Весь дом, радуя душу любителя наук, благоухал типографской
краской.
- Ты кого-нибудь ищешь? - раздался за его спиной ласковый голос,
негромкий и музыкальный.
Повернувшись, он встретил дружеский взгляд пожилого человека в черном,
бритого, длинноносого, улыбающегося, с длинными волосами, аккуратно