"Мишель Турнье. Лесной царь (TXT)" - читать интересную книгу автора

столами сидело по восемь человек, один из которых назначался "ответственным"
и следил, чтобы у всех были равные порции. В течение многих месяцев я не
уставал удивляться, почему Нестор предоставил другому столь выгодный пост.
Потом я понял, что так ему было даже удобней, поскольку "ответственный "
мало того, что позволял ему вываливать на свою тарелку этак по четверти
каждого блюда, но еще и норовил добавить, словно бы имел дело с языческим
божеством, которое можно умилостивить, уделив ему побольше съестного.
Кстати, остальные сотрапезники против этого отнюдь не возражали. Нестор
поглощал пишу быстро, серьезно, прилежно, прерываясь только затем, чтобы
вытереть со лба пот, заливавший ему очки. Мордастый, задастый, толстопузый,
он определенно смахивал на Сильвана. Казалось, только три процесса задают
ритм его жизни и являются ее смыслом: питание-пищеварение-опорожнение.
Однако это лишь на первый взгляд. Если же заглянуть глубже, что удалось
только мне одному, истинным его призванием была расшифровка знаков. Вот дело
его жизни, которому он служил, заставляя весь колледж плясать под свою
дудку.
Знаки, их расшифровка... Какие это были знаки? Что за ними таилось?
Если бы я смог ответить, переменилась бы вся моя жизнь. Да что моя? Рискну
утверждать, полностью уверенный, что никто никогда не прочтет моих записей:
изменился бы весь ход человеческой истории. Притом, я убежден, что и сам
Нестор не слишком продвинулся в своих изысканиях. Собственную же задачу я
вижу лишь в том, чтобы пройти его путь след в след, а может быть, сделать и
еще пару шажков, учитывая, что мне отпущен более долгий срок и я направляем
тенью Нестора.
20 января 1938. Нестойкий я все же человек. Узнал хорошую новость,
превосходную, и тотчас пришел в восторг. Потом оказалось, что произошла
ошибка. Остался от благой вести один пшик. Вот так-то вот! Но порыв радости
не прошел бесследно, сохранился некий след - так во время отлива отхлынувшее
море оставляет на песке прозрачные лужицы, где отражаются небеса. Словно
какая-то часть меня никак не желает осознать, что радоваться, как
выяснилось, нечему.
Когда Рашель меня бросила, я особенно не горевал. Не только не
переживал разрыв, как нечто ужасное, но даже считал его в чем-то и полезным,
ибо он сулил большие жизненные перемены и был предвестьем значительных
событий. Однако же существовала и другая, та самая, нестойкая часть моей
личности, или даже самостоятельная личность. Она долго еще не могла
поверить, что мы с Рашель разошлись окончательно. Да эта личность и
всегда-то была тугодумом, неповоротливой, злопамятной, желчной, вечно
источающей слезы и сперму, глубоко привязанной к каждой из своих привычек,
живущей прошлым. Долго-долго она не решалась осознать, что Рашель потеряна
безвозвратно. Когда же осознала, тотчас разнюнилась. Эту наивную и
чувствительную сущность, слегка глуховатую и подслеповатую, всегда готовую
обмануться, горько переживающую утраты, я сберегаю в глубинах своего
естества, как незаживающую рану. Конечно же, именно она заставляет меня
обшаривать промозглые коридоры Св. Христофора в поисках следов маленького
беспокойного привидения, мальчугана, затравленного всеобщей неприязнью, а
еще более - дружеской привязанностью одного-единственного. Ах, если бы
теперь, через двадцать лет, у меня была возможность взвалить его беды на
свои плечи зрелого мужчины и даровать ему радость, радость без конца и края!
25 января 1938. Школа Святого Христофора помещалась в Бовэ и