"Александр Торин. Мы - пионеры, дети рабочих" - читать интересную книгу автора

гостиницы. И снова затрещали ветки за спиной...
Тут мне стало жутко, и, каюсь, я побежал, разбрызгивая редкие лужицы на
мостовой своими длинноносыми ботинками, купленными в универмаге "Москва". И
только, когда из красной телефонной будки на меня уставились три пары глаз,
заканчивающихся с одной стороны пилоткой, с другой- галстуком, и замигал
фонарик, а с третьего этажа дома Бадена и Пауэлла вместе взятых,
встрепенулся ему в ответ лучик света, мне стало смешно, и я начал бесстыдно
ржать, чем привел юных разведчиков в полное недоумение.
До номера я добрался под конвоем пяти юных скаутов, запер дверь на
цепочку, и, смеясь и одновременно чертыхаясь, кое-как устроился на скаутском
ложе, решив завтра же устроить скандал усатому мистеру Хабибу, и даже
вернуть ему сто фунтов...

Как же я был наивен. Мистер Хабиб, как выяснилось, покинул Лондон на
несколько дней. К тому же, Дэвид, говорящий на Кокни, накрашенная девица и
наглый менеджер Майкл куда-то испарились. В гостинице теперь заправляли
делами мрачного вида женщины весьма пожилого возраста, объясниться с
которыми было просто-таки невозможно. И я оказался один на один с
озверевшими от полового созревания подозрительными британскими пионерами.

Для слежки за мной были мобилизованы наиболее сознательные
представители скаутского движения. Толстые и худощавые, высокие и низенькие,
они следовали за мной по улицам, вскакивали в вагоны подземки, заглядывали в
мою тарелку. Двое из них даже торчали около дверей аудитории Имперского
Колледжа, в которой проходил научный семинар, тщательно симулируя
любознательность, присущую молодому поколению. Надо признаться, что они чуть
ли не до слез растрогали молодцеватого профессора с окладистой седой
бородой, который воспринял моих конвоиров как признак духовного оздоровления
Англии и растущей популярности его научных свершений (он в то время и
вправду был знаменит). Разубеждать его я не стал, как-то неудобно было....

Все это начало выводить меня из себя. Я не мог спокойно вернуться в
гостиницу, даже сходить в туалет. Я не принимал ванной и не чистил зубы. Я
стал желчен и мизантропичен. Я избегал завтраков в скаутской столовой,
забитой патриотическими юнцами, на завтрак мне приходилось съедать кекс в
маленьком продовольственном магазинчике на соседней улице, запивая его
молоком и наблюдая, как по улице нетерпеливо прогуливаются два толстеньких
розовощеких мальчика в шортах, бросая на меня подозрительные и весьма
недружелюбные взгляды.

Так прошли четыре дня, и я не выдержал, решив все-таки пожаловаться в
Королевское общество. За мной там присматривал усатый джентельмен по имени
Скотт, который наверняка по совместительству был агентом Британской
разведки. Впрочем, Скотт, должно быть, был уверен, что меня завербовало КГБ.

-- Ну что же вы нам раньше не сказали, -- разливался соловьем Скотт. --
Мы только что получили дополнительные средства, не хотите ли вернуться в
гостиницу "Кобург"?
-- Хочу, ужасно хочу, -- чуть не заплакал я, вспомнив джентельменов с
сигарами и дам в длинных вечерних платьях, а также ресторан, в котором