"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

чувство радостной лёгкости и тихого трепета, как бы перекрыло собой все
прочие чувства и ощущения. Я с любопытством прислушивался вглубь себя - там
было тихо, чисто и хорошо!
- Алексей, ты тут спокойненько чаёвничай, я уже в храм пошёл, чай
попьёшь и приходи, не торопись.
Флавиан встал, молча помолился, перекрестился широко, вздохнул и бочком
выбрался из-за стола.
Дожевав пирожок с малиной, запив его ароматным "с милицией" (милиссой в
интерпретации Клавдии Ивановны) чаем, я тоже встал, перекрестился, в
подражание Флавиану - широко и неторопливо.
- Клавдия Ивановна! А, какую молитву после еды положено читать?
- Сичас, Лёшенька, сичас, миленький, вот она тут, в молитвословчике,
тридцать вторая страничка, вот: "Благодарим Тя, Христе, Боже наш...", нате,
сами, Лёшенька, прочитайте!
Слегка запинаясь, я прочитал.
- Лёшенька! Как же отрадно на Вас смотреть теперича! Помните, я Вам
говорила, что у батюшки, золотенького нашего, Флавиана, самое душе
отдохновение и отрада? Вон ведь и вы, прям, сияете сегодня, а ехали-то сюда
грустненький такой, тревожненький, страсть как жалко Вас было!
- Я, Клавдия Ивановна, даже и не верю теперь, что это был я! Такое
ощущение, что меня от прежней жизни вечность отделяет, хотя третий день
только, как я из Москвы выехал...
- Так, вечность и отделяет, Лёшенька, миленький, дорогой, блаженная
вечность - Царство Небесное! Кто божественной жизнью жить начинает, для
того, завсегда, Лёшенька, ровно пропасть какая от прежнего разверзается,
нету уж назад дороги. Враг-то, лукавый, порой сбить человека пытается -
давай, мол, назад - в прежнюю жизнь! А туда уже хода и нету - только в
пропасть! Жил не зная Бога - одна погибель, познал, да отрёкся - много раз
худшая! Так что, вы, Лёшенька, драгоценный, туда - назад даже и не смотрите,
только на Господа Спасителя нашего, Церковь Святую, и, вот - батюшку
Флавиана слушайте, видели - сколько к нему народа приехало? А, уж, что тут
на Пасху бывает! И, не сосчитать. И профессора-доктора, какие-то, и военные
большие, и художники из Москвы, ну, и мы, которые попроще, не перечесть в
общем. И все приезжие отовсюду! Местных-то немного осталось, человек, может,
около сорока. Но, в церкву почти все ходят, а не везде так. В других местах,
а я ведь, Лёшенька - "перекати поле" - много где побывала, в основном пьют,
местные-то, смертным запоем, и мрут. А, здесь, в Покровском, люди
благочестивые, тоже ведь не без трудов, батюшки нашего ненаглядного, отца
Флавиана. Ой, Аксинья колокольню открывает, сичас звонить зачнёт! Идите в
церкву, Лёшенька, милый, идите ко всеночной, я сичас стол приберу
быстренько, и - бегом за вами!
- Спаси Вас, Господь, за угощение, Клавдия Ивановна!
- Во славу Божию, Лёшенька! Во славу Божию, миленький!
В храме стояло тихое гудение - как на пчельнике, около Серёгиной дачи,
снаружи приглушённо и мелодично раздавался лёгкий и какой-то "свадебный"
перезвон колоколов. Вполголоса переговаривающиеся люди неторопливо и
целеустремлённо передвигались по церкви: от входа к прилавочку - "свечному
ящику", там сосредоточенная мать Серафима, вместе с высокой бледной Анной,
отпускали пахучие мёдом янтарные восковые свечи и принимали записки "О
здравии" и "О упокоении", писавшиеся прихожанами тут же, рядом, за чуть-чуть