"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

четырём...
- К четырём? Сколько же времени я исповедовался?
- Ну, часиков, так, около трёх, или чуть побольше...
- Что? Я три часа провёл на коленях? И, они у меня совершенно не
болят?! Чудеса!
- Вся наша жизнь - чудо, Алёша! Отрой глаза и смотри, столько ты всего
увидишь!
- Уже открываю, и уже вижу, Господи, как же всё хорошо!
- Хорошо, Лёша...
Разговаривая, мы вышли из церкви. Неожиданная картина заставила меня
остановиться. Всюду - на площадке перед папертью, на лавочках, на траве
вдоль забора, даже на церковных ступеньках сидели и стояли, вполголоса
переговаривающиеся, что-то читающие и крестящиеся, или просто отдыхающие
люди. Между них весело бегали, но, как бы - аккуратненько, без баловства,
разновозрастные дети. Мать Серафима, очевидно закрывавшая собою вход,
обернулась на скрип двери.
- Батюшка! Всё? Лёшенька! Поздравляю Вас со святым Покаянием!
- Спаси Вас, Господь, мать Серафима!
- Батюшка вышел! - люди зашевелились и начали окружать спускающегося по
истёртым каменным ступенькам Флавиана.
- Благослови, отче! Батюшка, благословите! С праздником, батюшка, как
Ваше здоровье!? Батюшка, Вам поклон от отца Симеона и Юры с Галиной!
Батюшка, вот Петеньке глазик перекрестите! Батюшка, а после всенощной
исповедовать будете? Батюшка, батюшка...
Я стоял на ступенях паперти, оттеснённый от Флавиана радостно
окружившими его прихожанами, воркующими подобно стайке голубей, всегда
окружающих "бабу Мусю" - горбатенькую пенсионерку из соседнего подъезда,
ежедневно выходящую на край газона с размоченными в воде хлебными корочками
кормить своих "гули-гулей". Продолжая наслаждаться не оставляющим меня
чувством окрыляющей лёгкости, я с любопытством наблюдал эту умилительную
картину. А, ведь и впрямь, похоже - подумал я - ведь Флавиан, как "баба
Муся", тоже даёт им пищу - пищу духовную, и они, подобно проголодавшимся
птицам, слетаются к тому, из чьих рук эта пища сыплется на них изобильно!
- Всё! Братия и сестры - добродушно пророкотал Флавиан - храм открыт,
идите зажигать лампадки, пишите записки, ставьте свечи! Мать Серафима,
помоги Анне "за ящиком"! Пойдем, Алексей, успеем чего-нибудь покушать.
В домике - "сторожке" столом распоряжалась "Катина" Клавдия Ивановна.
Несмотря на внушительный объём своего пышного тела, она шустро и ловко
сновала в ограниченном пространстве маленького домика между "трапезной" (два
на три метра, примерно) и, ещё более крошечной кухонькой, чего-то всё
принося, нарезая, подкладывая.
- Батюшка, миленький, мать Серафима велела, вот, окрошечкой Вас
попотчевать, селёдочка ещё "под шубой", вот, настоялась уже, рыбка
красненькая малосолёная, пирожки с грибочками, Лёшенька, Вам окрошечки
погуще?
- Садись с нами, мать-хлопотунья, всего достаточно, сама покушай!
- Спаси Господи, батюшка, я уже поснедала! Вот, капусточки квашеной
Нина только сичас принесла! Лёшенька, кушайте, не стесняйтесь!
Я не стеснялся и кушал, хотя вкус пищи не доставлял мне, как прежде,
отрады и услаждения, елось как-то само по себе. Переполнявшее меня новое