"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

и властью Господа Иисуса Христа освобождает кающегося грешника от этого
душепагубного рабства. Впрочем, всё зависит от искренности и сердечности
покаяния самого кающегося. Бывает, что после непрочувствованной, формальной,
хладносердечной исповеди, несмотря на произнесённые священником слова -
"прощаю и разрешаю" - Христос, невидимо стоящий перед кающимся в момент
исповеди, может сказать - "а, Я - не прощаю", и отойдёт человек от исповеди
не только не очистившимся, но - ещё более помрачённым. Помни, Алёша, что с
нами третьим сейчас будет Христос, и, именно к Нему обращай свои мысли,
слова и сердце. Начнём.
Флавиан раскрыл свою книжку, вздохнул, перекрестился широким
размашистым крестом и произнёс - "Благословен Бог наш, всегда - ныне и
присно и вовеки веков!"
Пока он читал какие-то - то длинные, то короткие молитвы, я немного
"отплыл" мыслями куда то в сторону. Вновь, как ночью, передо мной встало
несчастное заплаканное лицо Ирки, и сердце сжалось от внезапно нахлынувшей
жалости. Ирка, Ирка! А, ведь как я тебя называл когда-то - Иринушка,
Иронька, Ирочек... Скотина я, сколько я тебя обижал... Прости меня,
что-ли...
- "Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое - звонко
врезался в мои размышления торжественный голос Флавиана - не усрамися, ниже
убойся, и да не скрыеши что от мене: но не обинуяся рцы вся, елика соделал
еси, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се и икона Его
пред нами: аз же, точию свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся,
елика речеши мне: аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши. Внемли убо:
понеже бо пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отидеши".
- Странно! - подумал я - молитва на церковнославянском, а я всё
понимаю! Кроме "убо" - это слово надо будет не забыть спросить.
- А теперь, брат Алексий, становись на коленочки, вот сюда - на коврик
перед аналоем с Евангелием, и вспоминай от детства всё, в чём тебя совесть
упрекнёт.
Я опустился на колени. Перед моими глазами тусклым старинным золотом
поблескивал вышитый на бархатном аналойном покрывале крупный крест с
какими-то копьями по бокам, окружённый со всех сторон вышитыми же буквами.
Флавиан сидел слева от меня, на стареньком, поскрипывающем под его тяжестью
"венском" стуле, с равномерными промежутками времени перехватывая большим и
указательным пальцами левой руки узелки затёртых верёвочных чёток. Слегка
повернувшись ко мне в наклоне кудлатой головы, он приготовился слушать.
- Батюшка! Отец Флавиан! Я понимаю, что я грешен, чувствую это, только
не знаю как это сказать, какими словами называются мои грехи. Ты мне помоги
пожалуйста! Я вот только одно точно понимаю, что я перед Ириной своей во
многом виноват, хотя, вот опять же, не могу это сформулировать... Помоги
мне!
- Хорошо, Алёша! К вашим отношениям с Ириной мы ещё вернёмся. Давай вот
с чего начнём. Ты знаешь, что когда-нибудь умрёшь. Представь себе, что это
произошло с тобой сейчас. Вот, ты только что вышел из тела, сбросив его как
старую одежду, и твою душу повели на мытарства.
- Сразу на мытарства? Мытарства - это такие мучения?
- Нет. Мытарства это, буквально - таможни, при прохождении которых ты
должен уплатить пошлины за несомый тобою багаж. А, багаж твой - грехи, что
ты собирал всю жизнь. Представляешь?