"Роланд Топор. Жилец " - читать интересную книгу автора

что тебе не доведется прожить долгую жизнь, а вместо этого однажды вечером
ты умрешь в больничной палате, так толком и не пожив на этом свете.
"Я пойду на похороны. Это самое меньшее, что я теперь способен сделать.
Возможно, и Стеллу там увижу..."
Со Стеллой они расстались так, что он даже не узнал ее адреса. Выйдя из
кинотеатра, они неловко посмотрели друг на друга, не зная, что сказать.
Обстоятельства, при которых они познакомились, вызвали в его душе смутное
чувство раскаяния, и потому в те минуты Трелковский испытывал лишь
одно-единственное искреннее желание - как можно скорее уйти оттуда.
Обменявшись чисто формальными в небрежными фразами насчет того, что
обязательно встретятся снова, они распрощались, и каждый потел своей
дорогой.
Уже через минуту вновь охватившее Трелковского острое чувство
одиночества заставило его сожалеть о том, что он не воспользовался этим
случаем, чтобы избавиться от него.
Насколько он мог судить, девушка чувствовала то же самое.
Похорон вообще не было. Тело Симоны Шуле должны были отправить в Тур,
чтобы там предать земле, а мессу собирались отслужить в церкви
Менильмонтана. Трелковский решил сходить на нее.
Когда он вошел в церковь, служба уже началась. Он тихонько опустился на
первый попавшийся стул и огляделся, рассматривая посетителей. Их было
немного. В первом ряду он разглядел затылок Стеллы, однако она так ни разу и
не обернулась. Он настроился на то, чтобы провести здесь все полагающееся
время.
Сам Трелковский никогда не был верующим человеком, хотя искренне уважал
это чувство в других людях. Сейчас же его заботило лишь то, чтобы с
максимальной точностью имитировать движения и позы присутствующих, в нужные
моменты становиться на колени и подниматься вместе со всеми. Однако царившая
вокруг скорбная атмосфера постепенно овладела его мыслями. Он был ошеломлен
вереницей мрачных мыслей. Сейчас, в эту самую минуту, в этой церкви вместе с
ними находилась сама смерть, и он более других ощущал ее присутствие.
Обычно Трелковский не задумывался на тему смерти.
Нельзя сказать, чтобы он относился к ней совершенно безразлично -
скорее наоборот, - но, пожалуй, именно по этой причине он старался поменьше
о ней думать. Как только он начинал сознавать, что мысли его соскальзывают
на этот опасный путь, так тут же пускал в ход целый арсенал уловок, который
скопил и отладил на протяжении ряда лет.
В подобные критические моменты он мог, например, начать вслух и громко
петь какой-нибудь легкомысленный, дурацкий мотивчик, который когда-то слышал
по радио, и это создавало непреодолимый барьер на пути подобных мыслей. Если
вдруг это не помогало, он мог сильно, чуть ли не до крови ущипнуть себя или
погрузиться в мир сладостных эротических фантазий. К примеру, вызывал в
своем воображении увиденную на улице женщину, которая наклонилась, чтобы
поправить чулок; женскую грудь, линию которой увидел под блузкой у
какой-нибудь продавщицы; или давнее, почти стершееся в памяти сиюминутное и
совершенно случайное увлечение. Это была своего рода приманка, и если его
рассудок клевал на нее, то затем воображение разыгрывалось неимоверно, и
сила его оказывалась поистине огромной. Оно поднимало юбки, разрывало
блузки, меняло и расширяло пространство воспоминаний. И мало-помалу в
присутствии податливой, извивающейся плоти образ смерти все более стирался,