"Роланд Топор. Жилец " - читать интересную книгу автора

растворялся в отдалении, пока наконец не исчезал вовсе, подобно вампиру,
исчезающему с первыми рассветными лучами.
На сей раз, однако, образ не ослаб. На какое-то мгновение у
Трелковского возникло ошеломляюще интенсивное, чудовищно реальное ощущение
разверзшейся под ногами бездны - у него даже закружилась голова. А затем
проступили еще более кошмарные детали: как вгоняют в гроб гвозди, как по его
стенкам и крышке тяжело ударяют комья земли, как начинает медленно
разлагаться труп...
Он попытался взять себя в руки, но это ему не удалось.
Внезапно он почувствовал, что должен немедленно поскрести ногтями
собственное тело, дабы убедиться, что в него пока еще не проникли черви.
Поначалу он делал это осторожно, а затем все более яростно, неспособный
избавиться от ощущение того, как тысячи зловещих, маленьких, извивающихся
тварей вгрызаются в его плоть, пробивая себе путь к его внутренностям. Он
начал напевать про себя какой-то глупый мотив, но это тоже не помогло. Вслух
же петь здесь он не мог.
В качестве последнего спасительного средства он решил
сконцентрироваться на мысли о самой смерти. Если бы ему удалось как-то
символизировать смерть, то это стало бы своего рода бегством от нее, путем к
спасению. Трелковский целиком отдался этой игре и в конце концов набрел на
персонификацию, которая удовлетворила его. Вот что он придумал.
Смерть была землей. Вылезавшие из нее и в дальнейшем развивающиеся
формы жизни пытались освободиться от ее объятий, устремляя свои взоры к
свободным и открытым пространствам. Смерть позволяла им делать все, что
заблагорассудится, потому что она была очень пристрастна к идее самой жизни.
Она успокаивала себя тем, что внимательно присматривала за своей паствой, а
когда подмечала, что та наконец как следует созрела, с жадностью пожирала
ее, словно это было какое-то невиданное, сладкое лакомство.
Затем она откидывалась на спину и медленно переваривала пищу, сытая,
счастливая и удовлетворенная, как изнеженный кот.
Трелковский резко встряхнулся - он не мог больше выносить эту нелепую и
нескончаемую церемонию. В дополнение ко всему прочему, в церкви было ужасно
холодно; он настолько замерз, что у него заломило в переносице.
"К черту Стеллу. Все, ухожу".
Он осторожно поднялся, стараясь не произвести никакого шума. Когда он
подошел к двери и надавил на ручку, та даже не шевельнулась. Охваченный
паникой, он поворачивал ручку двери во всех возможных направлениях - все
было тщетно. Ничего не получалось. Он уже не решался вернуться на прежнее
место; ему было страшно даже просто обернуться, покольку в таком случае в
спину ему обязательно вонзятся осуждающие взгляды. Он отчаянно сражался с
дверью, не понимая причины ее сопротивления и быстро теряя надежду. Лишь
спустя некоторое время он обнаружил еще одну, довольно маленькую дверь,
встроенную в ту, что была побольше, и располагавшуюся примерно в футе или
что-то около того правее него. Она открылась без малейшего труда, и уже
через мгновение он оказался снаружи.
У него было такое ощущение, словно он только что очнулся от кошмара.
"Месье Зай, наверное, уже готов дать мне свой ответ", - подумал он и
решил, не откладывая, встретиться с хозяином дома После пещерного холода
церкви воздух на улице показался ему теплым и мягким. Трелковский неожиданно
почувствовал прилив такого счастья, что невольно рассмеялся "В конце