"Дилан Томас. Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

умеет, бегать не умеет.
Вниз по склону, взявшись под руки, спускались три девочки - все три
светленькие, в коротких белых штанишках. Руки, ноги и шеи у них были
шоколадного цвета. Когда они засмеялись, я увидел, что зубы у всех троих
очень белые. Как только они ступили на отмель, Брэзелл и Скелли сразу
перестали петь. Сидней откинул волосы назад, небрежно поднялся с песка,
сунул руки в карманы и пошел к девочкам, которые стояли теперь тесной
группкой, золотистые, загорелые, делая вид, будто любуются закатом, теребя
свои шарфики, улыбаясь друг другу. Он остановился перед ними, осклабился и
взмахнул рукой.
- Здравствуй, Гвинет! Ты меня не забыла?
- Ишь, какой кавалер! - шепнул Дэн и, кривляясь, взмахнул рукой в
приветствии Джорджу, который все еще не сводил глаз с отступающего моря.
- Ах, какая неожиданность! - сказала самая высокая девочка. Хорошо
заученными, легкими движениями рук, будто одаривая всех цветами, она
представила Сиднея своим подружкам - Пегги и Джин.
Толстушка Пегги была слишком вертлявая для меня, да и ноги как тумбы и
стрижка мальчишеская, эта пусть достается Дэну. Сиднеева Гвинет девица
шикарная, ей, наверно, все шестнадцать, чистюлька и недотрога, как
продавщицы в магазинах Бена Эванса. Но Джин, застенчивая, с кудряшками цвета
сливочного масла, - эта как раз для меня. Мы с Дэном не спеша подошли к
девочкам.
Я заготовил две фразы: ""Давай по честному, Сидней, без многоженства" и
что мы не удержали прибоя к вашему появлению".
Джин улыбалась, крутя пяткой в песке, и я приподнял кепку.
- Привет!
Кепка упала к ее ногам. Я нагнулся, и из кармашка моей спортивной
куртки выпали три куска сахара.
- Это я лошадь кормлю, - сказал я и начал виновато багроветь, когда все
три девочки засмеялись.
Ведь можно было раскланяться, подметая пол кепкой, весело послать им
воздушный поцелуй, назвать их сеньоритами, и они улыбнулись бы мне без
всякой снисходительности. Или еще лучше: стоять в отдалении, и чтобы волосы
мои развевались на ветру, хотя ветра в тот вечер совсем не было, и я стоял
бы так, окутанный тайной, и смотрел бы на солнце, недоступный девчонкам, не
желающий снисходить до разговоров с ними. Но я знал, что у меня все время
горели бы уши, а в животе была бы пустота и бурчало бы, как в морской
раковине. "Заговори с ними, пока они еще не ушли", - настойчиво твердил мне
внутренний голос, заглушая драматическое молчание, а я стоял, как Рудольф
Валентино, на краю сверкающей песком невидимой арены для боя быков.
- Правда, здесь чудесно? - выговорил я.
Я сказал это одной Джин и подумал: "Вот она, любовь", когда Джин
кивнула мне и, тряхнув кудряшками, сказала:
- Да, здесь лучше, чем в Порткоуле.
Брэзелл и Скелли были как два здоровенных громилы, приснившиеся в
кошмаре; я забыл про них, когда мы с Джин поднялись на скалу, но,
оглянувшись назад посмотреть, что эти двое делают - травят ли опять Джорджа
или борются друг с другом, я увидел, что Джордж исчез за скалой, а они с
Сиднеем стоят и разговаривают с девочками.
- Как тебя зовут?