"Николай Владимирович Томан. Клиническая смерть профессора Холмского" - читать интересную книгу автора

Не прекращались его волнения и потом, когда начинали действовать
молекулярные механические насосы...
В памяти всплывают и другие инженеры, обслуживающие сложное
хозяйство ускорителя. Почти со всеми мельчайшими подробностями
возникает перед ним вечно улыбающееся лицо Андрея Кузнецова, лучшего
специалиста по регулировке магнитных линз, применяемых при жесткой
фокусировке пучков заряженных частиц. Постоянно одержимый новыми
идеями, он был готов модернизировать буквально все, начиная с
квадрупольных и шестипольных линз и кончая корректирующими обмотками.
Слышится ему и слитный шум работающего ускорителя, периодически
перекрываемый хлесткими, как удары гигантского бича, выхлопами сжатого
воздуха из пузырьковой камеры.
И вдруг совершенно явственный голос скептика Уилкинсона:
- У теоретиков и так голова идет кругом от обилия
экспериментальных данных, а мы им еще атомы пространства собираемся
подкинуть...
- А раз атомы, значит, и мезонную их начинку, - смеется еще
кто-то.
- Кто, однако, верит всерьез в принципиально новые открытия,
кроме нашего русского коллеги? - смеется Уилкинсон. - Не забывайте
только, дорогой доктор Холмский, что великие открытия в физике бывают
не чаще одного раза в шестьдесят лет. Тридцать лет проходит между
наблюдаемым загадочным явлением и рождением новой идеи и еще тридцать
с момента возникновения этой идеи и до освоения ее "безумных"
концепций. Мы сейчас так же далеки от понимания природы элементарных
частиц, как современники Ньютона от понимания квантовой механики, А
такие фундаментальные открытия, как ньютоновская динамика и квантовая
механика, разделяют промежуток в полтора столетия.
Затем чей-то испуганный крик:
- Посмотрите, что творится на экране осциллографа!..
Кто-то подает команду выключить ускоритель, а он, профессор
Холмский, бросается к детекторам излучений... А потом... Потом
торопливая обработка данных. Гул электронных машин и невероятные
результаты вычислений!.. Это кого-то настораживает, Уилкинсона,
кажется... И он, Холмский, тоже требует прекратить эксперимент,
осмыслить показания приборов. Но Роджер слишком уж торопится. Перед
глазами ослепительное пламя, грохот взрыва и падение в бездну...
Больше Михаил Николаевич уже ни о чем не может думать. Он
бросается на диван и бессмысленно смотрит в потолок.
А вечером вместе с Евгенией Антоновной приходит очень веселый,
как всегда, доктор Гринберг.
- Снова будете производить надо мной эксперименты? - с трудом
улыбаясь, спрашивает Михаил Николаевич.
- Зачем же эксперименты? - искренне удивляется Александр Львович.
- Они и раньше производились только по вашей просьбе. А сейчас мы
устроим маленький праздник. Вот торт и шампанское. Я купил это потому,
что у вашей жены сегодня знаменательная дата. Ровно десять лет назад
она пришла в мою клинику. А пятнадцать лет назад я впервые увидел ее в
аудитории медицинского института, в котором читал тогда лекции.
- А меня, значит, даже не посмотрите?