"Йозеф Томан. Калигула, или После нас хоть потоп " - читать интересную книгу автора

Хозяин дома хлопнул в ладоши.
-- Розовую воду для рук! Усладите воздух благовониями! Венок для моего
гостя! Пусть придет госпожа! Несите вино и закуски! А тебе, дорогой, пусть
будет хорошо у меня!
Угощение было изысканным, но Луцию есть не хотелось. К его тревогам
добавились новые: что же на самом деле с императором? Луций был
немногословен, ел мало, пил мало, рассеянно скользя взглядом по
пиршественному залу. Вдоль стен триклиния стояли греческие статуи
удивительной красоты, свидетельствуя об изысканном вкусе хозяина.
Повсюду, на чем ни останавливался взгляд, царил покой, и только в людях
покоя не было. Вопросы Луция были неприятны дуумвирам. Они знали, что
закон об оскорблении величества -- Lex crimen Laesae Maiestatis, --
принятый когда-то для охраны сената и императора, день ото дня становится
все более страшным оружием в руках Тиберия. Он направлял его против всех,
кто до сих пор не может забыть республику, против могущества сената,
который видит в правлении одного лица зло и опасность для государства и
для себя, против сената, который втайне мечтает об отстранении императора.
Сиракузские дуумвиры знали, что отец Луция, Сервий Геминий Курион,
является столпом сенаторской оппозиции, что император и его окружение не
решаются покончить с Сервием, так как его влияние и популярность среди
сенаторов, всадников и народа общеизвестна. Однако жизнь Сервия висит на
волоске, потому что достаточно слова доносчика и двух фальшивых
свидетелей, чтобы закон об оскорблении величества вступил в силу и
поглотил очередную жертву. Арривий и Коммод в нерешительности. К кому
присоединился Луций, солдат императора и дипломат? С императором он или с
отцом? Они пытаются понять его, осторожно выбирают выражения.
Луций переводит взгляд с одного на другого. Он не в силах ни слова
вытянуть из них. Стоит спросить об императоре или о Риме, как они уводят
разговор в сторону, уклоняются, будто запрещено не только говорить о
Тиберии и Риме, но и думать о них. Беседа иссякла, стали возникать
тягостные паузы.
Трапеза окончена. Дряхлый Коммод откланялся и ушел. Ушла и жена
Арривия.
Арривий остался наедине с гостем, неуверенный, обеспокоенный. Не желает
ли Луций позвать эту четверку актеров? Они бы развлекли его. Нет, нет.
Здесь так покойно. У тебя удивительные, прекрасные статуи, Арривий. Твоя
Артемида просто изумительна. А каков возница? А кто этот человек с лысым
черепом?
-- Мой дед, консул Гней Арривий.
-- Он напоминает Катона-младшего, -- задумчиво произносит Луций.
-- Катон, кажется, принадлежал к твоему роду, мой Луций?
-- Да. Это мой прадед. Он был сотворен из камня, а не из плоти.
Арривий вспомнил: после сражения при Тапсе, в котором Юлий Цезарь
разгромил Катона и республиканцев, Катон пронзил себя мечом, чтобы не жить
дольше, чем республика, которой он был предан всем своим существом.
Арривий отважился:
-- Твой род, мой Луций, был гордостью республики.
О боги, какое пламя вспыхнуло в глазах молодого человека!
-- Твой дед еще видел славу республики, твой отец...
-- Ну, договаривай, мой дорогой хозяин, -- улыбнулся Луций. -- Ведь мы