"Иозеф Томан. Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры" - читать интересную книгу автора

ведь изволите знать - Оливаресу до сих пор не удалось подавить восстание в
Каталонии. Доныне тамошняя чернь бесчинствует, сопротивляясь властям, и
солдаты не могут поймать вождя восставших Пау Клариса. Ныне простолюдины -
уже не ягнята, они - бунтовщики.
Томас с силой хлестнул по столу хлыстиком.
- Вы дурак, Нарини, или кто? Зачем вы рассказываете мне все это? Что
мне за дело, спрашиваю я вас?
- Я только хотел... - лепечет майордомо. - Среди наших людей тоже
заметна строптивость... Видно, кто-то подстрекает их, и оттого падают
доходы...
- А вы у меня на что? - кричит дон Томас. - Вы-то зачем здесь? Или вы
не в силах утихомирить нескольких мятежников? Или нет У вас под рукой моих
стражников? Может быть, вы стареете? Или боитесь горстки нищих, у которых
бурчит в брюхе?
Майордомо пытается что-то сказать, но резкое движение руки дона Томаса
останавливает его.
- Молчать! Делайте, что надо!
Скрипнув зубами, кланяется майордомо спине своего господина, обещая
себе: "Ну, погодите у меня, голодранцы! Я подтяну узду, чтоб в другой раз не
получать за вас разноса!"


* * *

В замке гул и звон - готовятся к завтрашнему празднеству.
Солдаты чистят оружие, служанки натирают медную и оловянную посуду,
режут птицу, все спешит, бежит, гремит.
За приготовлениями к пиру наблюдает - из любопытства и в предвкушении
лакомых блюд - второй воспитатель Мигеля, капуцин Грегорио.
- Бог сотворил быков для арены, собак для охоты, домашнюю птицу для
еды...
- А человека, ваше преподобие? - спрашивает толстый повар Али.
- Человека бог создал для того, чтобы он мудро наслаждался дарами жизни
и хвалил бога, - отвечает монах, пробуя блюда. - Добавь-ка сюда щепотку
гвоздики, Али. Тогда кушанье приобретет нужный аромат.
Столетняя Рухела, няня Мигеля, ощипывает гуся.
- Наслаждаться жизнью? Красиво вы говорите, ваше преподобие. Да только
нам, беднякам, нечем наслаждаться - мы не можем даже и говорить о какой-то
там жизни. Наши дети до сих пор не знают вкуса гусятины. Утром, в полдень и
к вечеру - кукурузные лепешки. После такого лакомства желудок воет, как пес,
и если над твоей головой непрестанно кружится бич - трудно наслаждаться
жизнью...
Грегорио участливо глядит на старуху.
- Когда-нибудь и вам хорошо будет, Рухела, вот увидишь. А не увидишь ты
- увидят внуки. Пока же пусть каждый помогает себе, как может.
Грегорио спокойно взял со стола большой кусок гусиного паштета и сунул
его в обширный старухин карман. Вся кухня расхохоталась, только Али в ужасе
выпучил глаза.
- Что ты так смотришь, Али? - строго спросил монах. - Разве из-за такой
малости оскудеет пиршественный стол?