"Алексей Николаевич Толстой. Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика" - читать интересную книгу автора

подкидыши, ты отроковица. Другая часть эмиграции занимается тем, что считает
Отечество - лохудрой... Одни - маниловцы, другие - смердяковцы. Наконец,
третьи - совсем чудаки. Они говорят: "революция была, но в октябре 17-го
кончилась, дальше идет не революция". Т. е. с октября по сей день, за годы,
когда были разбиты и уничтожены белые армии, выгнаны поляки из Украины,
англичане с Кавказа и из Архангельска, когда пропагандой на Западе была
предотвращена интервенция, когда мужики получили землю и устроились на ней,
когда вся русская жизнь была вывернута, как тулуп, наизнанку, за эти пять
лет происходила, оказывается, не революция, а что-то другое. Тогда,
во-первых, я не понимаю, что такое революция, во-вторых, думаю, что
революция и есть именно это "что-то другое".
Революцию я должен принять со всею мерзостью и ужасами. Это трудно,
очень. Но ведь те, кто делали революцию, - интеллигенты, рабочие, крестьяне,
солдаты, красные, зеленые, белые, перебежчики, разбойники - все составляют
мое Отечество. Ведь особого, "отечественного" народа, помимо не творившего
всего этого выворачивания России наизнанку, - нет. Я же Отечества кровный
сын, и если я фактически не участвовал в делах, то мысленно и чувственно
совершал дела не легкие, и отделять себя, выгораживать, быть чистеньким у
меня нет оснований.
В принятии революции нет оправдания ее, ни порицания ее; нет морального
начала, как нет морального начала в том, чтобы стащить свою лодку с песка и
поплыть по реке. Я думаю, что вообще рассматривание революции как начала
морального, в особенности романтизирование ее, - есть ложь и зло, так же,
как ложь и зло - восхищаться войной и воспевать ее. Война и революция -
неизбежность. Война есть внешнее движение народа, революция - внутреннее
движение народа. Когда они совмещаются, как за последние пять лет в
России, - нация переживает сдвиг. Предотвратить войны и революции нельзя
([можно] лишь оттянуть срок). Историческая наука не дала еще для этого
верных рецептов.
Есть люди, принимающие русскую революцию без большевиков - это
четвертая категория чудаков. Впоследствии история разберется, кто кого
породил: революция большевиков или большевики революцию. Это и есть столь
модный сейчас спор о личности и коллективе. Во всяком случае революция и
большевики неотделимы. Если я прилепляюсь к Отечеству, принимаю революцию, я
признаю, что большевики сейчас единственные, кто вытаскивают российскую
телегу из оврага, куда завезли ее красные кони. Удастся вытащить? Не знаю.
Но знаю, что делать нужно мне: завязло ведь мое Отечество.
В эмиграции думают по-другому. "Не вытащишь, сукин сын, лопнешь". И
ждут, когда большевик лопнет. И это ждать, когда лопнет, - считается
честным, красивым, стойким.
Другие в эмиграции, вроде Милюкова, говорят: "дайте мне возможность
скинуть большевиков, и я устрою в России земной рай". Но ведь дают
(возможность) за деньги. Платить будет не Милюков. Он только устроит земной
рай. Подати будет собирать на Красной площади французский сержант сенегалец
126 линейного пехотного полка.
Русские эмигранты (полит[ические] деятели) ведут себя как предатели и
лакеи. Клянчат деньги, науськивают, продают, что возможно. В Европе (кроме
Германии) Россию ненавидят и боятся. России не на кого рассчитывать только
на свои силы. И главная сила России сейчас в том (в России этого не
чувствуют, кажется), что Россия прошла через огонь революции, у России