"Алексей Николаевич Толстой. День Петра" - читать интересную книгу автора

Вдоль топкого берега, куда били, расползаясь, черно-ледяные волны,
копошилось до трехсот человеческих фигур: орловцы и туляки в войлочных
гречушниках, киргизы в остроконечных, как кибитки, шапках, с меховыми
ушами, одетые в оленьи кофты поморы, сибиряки в собачьих шубах и иной
бродячий люд, кто обмотанный тряпками, кто просто прикрытый рогожей.
- Оглядывайся... Оглядывайся... Оглядывайся... - пошли негромкие
голоса по всему берегу. Не жалея ни рук, ни спин, подгоняемые десятскими и,
еще более, зорким взглядом царя, все эти изнуренные, цинготные, покрытые
лишаями и сыпью строители великого города "бодро и весело", как сказано в
регламенте работ, били в сваи, рысью тащили бревна, с грохотом сбрасывали
их, пилили, накатывали; человек пятьдесят, стоя по пояс в воде, обтесывали
торцы. Едко пахло мокрым деревом, дегтем и дымом от обжигаемых свай.
Все эти люди были, как духи земли, вызваны из небытия, чтобы, не ропща
и не уставая, строить стеньг, укрепления, дворцы, овладевать разливом рек,
ловить ветер в паруса, бороться с огнем.
Одного слова, движения бровей было достаточно, чтобы поднять на сажень
берег Невы, оковать его гранитом, ввинтить бронзовые кольца, воздвигнуть
вон там, поправее трех ощипанных елей, огромное здание с каналами, арками,
пушками у ворот и высоким шпилем, на золоте которого загорится северное
солнце.
Грызя ноготь, Петр исподлобья посматривал на то место, где назначалось
быть адмиралтейству. Там, на низком берегу, стояли длинные барки с дегтем,
пенькой, чугунными отливками; кругом строились леса, тянулись тележки по
гребням выкидываемой из каналов зеленоватой земли, и сколько еще нужно было
гнева и нетерпения, чтобы поднялся из болот и тумана дивный город!
А тут еще пирожки какие-то мешают.
В конце стройки Петр свернул на мостки, сквозь доски которых под его
шагами зачмокала вода. Здесь он вынул часы, отколупнул черным ногтем крышку
- было ровно половина одиннадцатого - и шагнул в качавшийся и скрипевший о
сваи одномачтовый бот.
Скуластый матрос, в короткой стеганой куртке и в падающих из-под нее
складками широких коричневых штанах, весело взглянул на Петра Алексеевича,
сунул в карман фарфоровую трубочку и, живо перебирая руками, поднял парус.
Тотчас лодка, бессильно до этого качавшаяся, точно напрягла мускулы,
накренилась, мачта, заскрипев, согнулась под крепким ветром. Петр снял руку
с поручни мостков, положил руль, и лодка скользнула, взлетела на гребень и
пошла через Неву. Петр проговорил сквозь зубы:
- Ветерок, Степан, а?
Осклабясь, матрос прищурился на ветер, сплюнул.
- Был норд на рассвете, ободняло, - ишь, на норд-вест повернул.
- Врешь, норд-вест-вест.
На это Степан усмехнулся, качнул головой, но не ответил: хотя с Петром
Алексеевичем были они и давнишними приятелями-мореходами, все-таки много
спорить с ним не приходилось.
У строящегося адмиралтейства, где была уже вытянута сажен на
полтораста высокая, из крепких бревен, пахнущая смолой набережная, Петр
выскочил из лодки и, все так же, спеша и на ходу махая руками, пошел к
пеньковым складам.
Матросы, чиновники, рабочие и солдаты издалече заслышали косолапые и
тяжелые шаги царя и, заслышав, низко нагнулись над бумагами и книгами,