"Алексей Николаевич Толстой. День Петра" - читать интересную книгу автора

человек растопырил руку и, суя в нее пальцем, кричал:
- Вот здесь, между большим и средним пальцем, царь будет пятнать, и
станут в него веровать. Слушайте, христиане, слушайте... В Москве мясо всех
уж заставили есть в Сырную неделю и в Великий пост. И на Соловки послали
трех дьяков, чтобы монахов учить мясо есть. И весь народ мужеска и женска
пола будет государь печатать, а у помещиков и у крестьян всякий хлеб
описывать, и каждому будут давать самое малое число, а из остального
отписного хлеба будут давать только тем людям, которые запечатаны, а на
которых печатей нет, тем хлеба давать не станут. Бойтесь этих печатей,
православные. Бегите, скрывайтесь. Последнее время настало... Антихрист
пришел. Антихрист...
Крестясь и отплевываясь, пятились мужики. Иные побежали. Закликали
бабы... Смяли мальчишку в рогоже, опрокинули с пирожками лоток. Человек
двадцать солдат лупили палками по головам и спинам. Рваный слез с бочки и
пошел, наклонив голову. Перед ним расступились, и он скрылся за бунтами
леса.
Когда Петр, широко шагая через лужи, подошел к месту происшествия,
солдаты уже разогнали рабочих, и только обер-полицеймейстер Ивашин таскал
за волосы вятского, какого-то хилого мужичка, последнего, кто подвернулся
под руку. Вятский, растопырив руки и согнувшись, покорно вертел головой по
всем направлениям, куда таскало его начальство; Ивашин же с ужасом косился
на подходившего царя: дело было нешуточное - бунт и его, полицеймейстера,
недоглядка.
"Пропал, пропал, пришибет на месте", - торопливо думал он, крутя за
виски покорную голову.
- Что? Кто? Почему? - отрывисто, дергая щекой, спросил Петр, и сам,
схватив сзади за полушубок вятского мужика, приблизил его тощее, с
провалившимися щеками, смиренно-готовое к неминучей смерти лицо к безумным
своим глазам. Приблизил, впился и проник, точно выпил всю его нехитрую
мужицкую правду.
"Господи Иисусе", - посиневшими губами пролепетал вятский. Но Петр уже
отшвырнул его и обратился к Ивашину:
- Причину нарушения работ, господин обер-поли-цеймейстер, извольте
рапортовать.
Бритое, рябое лицо Ивашина подернулось серым налетом. Вытянувшись до
последней жилы, он отрапортовал:
- Пирожник пироги принес, народишко начал хватать безобразно, началась
драка и безобразие, пирожника едва не задавили, пироги все потоптали.
Соврал, соврал Ивашин, и сам потом много дивился, как он так ловко
вывернулся из скверной истории, - гораздо хорошо соврал, глядя честно и
прямо в царские глаза. Петр спросил спокойнее:
- С чем пироги?
- С грибами, ваше величество.
Придерживая шпагу, Ивашин живо присел и, подняв из грязи, подал царю
пирожок. Петр разломил, понюхал и бросил.
- А этот, ваше величество, - Ивашин сапогом пихнул вятского мужичка в
ноги, - всем им, ворам, зачинщик, крикун и вор.
- Батогов! - Петр повернулся и зашагал косолапой, но стремительной
поступью вдоль набережной к работам. Ивашин рысью, придерживая треугольную
шляпу и шпагу, поспевал за ним.