"Алексей Николаевич Толстой. День Петра" - читать интересную книгу автора

Вынув изо рта чубук, Петр сплюнул под стол и проговорил, морщась от
подперевшей отрыжки:
- Ну-ка, архидьякон, подь сюда.
Князь Шаховской, надувшись индюком, отставляя посох, приблизился.
- Во имя отца моего Бахуса и Венерки, шленды, девки греческой,
вопиющий ко мне насытится, и зовущий меня упьется, - загнусил он, закрывая
голые, желтоватые глаза.
- Я с тобою не шучу, - перебил Петр, и внезапно вздулась жила у него
поперек лба; остекленевшими глазами он оглядел гостей, чуть подольше
задержавшись на столе, где сидели прусские офицеры. - Я тебя в шу" ты не
нанимал, сам просился. .
Он фыркнул носом и стал совать палец в трубку.
- Что-то чересчур стараешься! Перестарался, перестарался. Вот что!
Боюсь, про нас с тобой говорить станут лишнее. Скажут, пожалуй, - царский
шут...
Он не докончил, как часто бывало, свою мысль и стиснул зубы, скрипнул
ими, сдерживая гримасу.
- Боюсь твоим стараньем, да, да... стараньем че-резмерньш, как бы на
меня твой колпак не надели бы часом... С рогами... Собираются... Знаю...
Ведь говорят, говорят, слышал, небось... Рогатый колпак, небось, пригожее
мне, чем корона.
И опять повернул голову направо, налево, пронзительно всматриваясь.
Его несвязные, пьяные слова, темный их смысл усугубили страх между гостями.
Похоже было на то, что царь опять напал на какой-то заговор, и каждый
испуганно оглянулся, отодвинулся от приятеля. Меньше других смутились
светлейший, привыкший ко всячинке, да Шаховской. Его притворно пьяные,
теперь умные, щелками, глаза напряженно следили за каждым из порывистых
движений царя. Он понимал, какие тайные мысли жгли государя, и, внезапно
пододвинувшись, сказал с растяжкой, по-мужицки:
- Брось, Пахом, вот осерчал из-за какой дряни. На, возьми, не жалко, -
и с громким, слезливым вздохом снял с себя митру и подал царю.
Петр усмехнулся дико и вдруг с коротким, как кашель, хохотом надвинул
на голову картонный колпак.
- Архидьякон, - закричал он, - князю земли кланяйся, поклонись, аминь.
Взял за бороду Шаховского у самого подбородка, нагнул три раза к себе,
запрокинул его лицо, схватил со стола жбан с водкой и стал лить ее князю в
разинутый рот.
Шаховской, булькая, пил. Оторвался, собачьими, страдающими глазами
взглянул на государя и снова прильнул. Наконец, коленки его начали дрожать
часто, мелко, руки в широких рукавах поднялись, бессильно шевеля пальцами;
тройная перцовая лилась мимо рта по стихарю.
- Будя, - прошептал он и зашатался. Видно было, что и царю сильно
ударил хмель. Бросив Шаховского, он вышел в залу и крикнул музыкантам:
- Чаще, чаще! - подхватил боярыню какую-то, обнял ее спину, притиснул
полную, голую грудь к осыпанному пеплом кафтану и принялся отбивать дробь
тяжелыми ботфортами, кружиться и сигать по всей зале, увлекая и кружа едва
поспевающую за ним, взмокшую боярыню - княгиню Троекурову.
Светлейший тем временем быстро пораскинул умом и, два раза, для
совета, добежав до княгинюшки, приготовил все, что на потребу Купидону, и
ждал только минутки. Когда Петр угомонился, прислонясь к колонне и