"Алексей Николаевич Толстой. Рассказы Ивана Сударева (про войну)" - читать интересную книгу автора

Еще много дней пробивались на восток через немецкие заслоны, а когда
вплотную подошли к линии фронта, решили девочкой не рисковать. В местечке
Немирово попросили незнакомую нам женщину Рину Михальчук, - понравилась
она нам, поверили ей, - взять наше дитя. Что было у нас сахара и белых
галет - все отдали этой женщине в приданое за Ниной. Уходили из Немирова -
заглянули в ее хату. Нина прыгала у приемной матери на руках, а женщина
тихо плакала... Вот и вся моя история...
Осталась наша Ниночка на западе, у немцев. И могила под теми березами
- у немцев...


V

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ

Вот они!.. Поползли гуськом - один, другой, третий - с белым кругом,
как кошачий глаз, с черным крестом... Прасковья Савишна перекрестилась,
стоя за спиной Петра Филипповича. Как только загромыхали танки, он
подскочил на лавку к окошку, прилип к стеклу, но, когда она
перекрестилась, живо обернулся, усмехнулся редкими зубами в жесткую
бородку. За танками прошли по грязной сельской улице огромные грузовики,
набитые ровно сидящими солдатами. Из-под глубоких шлемов - в сером влажном
свете - немецкие лица глядели пустыми глазами, тоже серые, мертвенные,
брюзгливые.
Шум проходящей колонны затих. И снова стали доноситься очень далекие
громовые раскаты. Петр Филиппович отвалился от окна. У него смеялись все
морщины у глаз, сами глаза, чуть видные за прищуренными веками,
поблескивали непонятно. Прасковья Савишна сказала:
- Господи, страх-то какой... Ну что ж, Петр Филиппович, может, теперь
людьми будем?
Он не ответил. Сидел, стучал ногтями по столу, - небольшой, рыжий, с
широкими ноздрями, плешивый. Прасковье Савишне хотелось заговорить об
ихнем доме, но рот у нее был запечатан робостью. Всю жизнь боялась мужа, с
того дня, как ее в четырнадцатом году взяли из бедной семьи в богатую
старообрядческую. С годами как будто и обошлось. Этой весной, когда Петр
Филиппович вернулся, отбыв десятилетний срок наказания, она опять начала
его бояться, и теперь ей было это очень обидно: для чего такой страх? Он
не бьет ее и не ругает, но, как ни повернись, на все у него - усмешка, все
у него какие-то загадки. Прежде в доме не знали, как и книги читают,
теперь он приносил из сельской библиотеки газеты и жег керосин, читая
книги. Для этого привез очки с севера.
Прасковья Савишна, ничего не высказав, стала собирать обедать,
накрошила капусты, луку, овощей, налила в чашку жидкого квасу и сердито
кликнула детей. Обедали с заплесневелыми сухарями, - зерно, мука, копченая
гусятина и свинина - все было припрятано на всякий случай от немецких
глаз. Петр Филиппович, как обычно, раньше чем взять ложку, вытянул немного
руки из рукавов, согнул их в локте и пригладил волосы ладонями, - эта была
у него отцовская привычка. Когда он выкинул руки, Прасковья Савишна вдруг
сказала с женской непоследовательностью:
- Вывеску сельсовета-то содрали, должны теперь нам вернуть дом.