"Владимир Александрович Толмасов. Соловецкая повесть " - читать интересную книгу автора

следует проклясть одних, как другие были на очереди. И опять отец
Паисий, брызгая слюной, предавал анафеме князя Ивана Куракина да князя
Дмитрия Немого...
И тогда выступил против царя митрополит Филипп. Смело глядя в
глаза разгневанному государю, стыдил и бранил весь двор его и его
самого, обвиняя в тягчайшем грехе - убиении ни в чем не повинных
людей.
Дорого обошлось это Филиппу.
В одну осень пришла весть в монастырь, что на Руси ныне новый
владыка, Троицкий архимандрит Кирилл. Отец Паисий и этого терпеть не
мог. Брюзжал, что-де царю Ивану митрополит нужен сильный, а не
размазня, что Кирилл безволен, и на него государю в своих делах
опереться никак нельзя. Трифону же было теперь все равно, кто встанет
во главе православной церкви. Уважал и любил он одного - отца игумена
Филиппа.
Шли годы. Чувствуя угрызения совести за убиенного Филиппа, царь
Иван обвинил монастырскую епархию в ложных изветах, сочиненных против
бывшего митрополита. Одиннадцать монахов были преданы суду, а старец
Паисий выслан в Валамский монастырь. Не любил Иван Васильевич
оставлять торжествующих свидетелей его злодеяний.
Где-то на полях Ливонии Русь сражалась за свои вотчины, гремели
пушки и лилась кровь русских людей. В Соловецком же монастыре стало
тихо. Только однажды в открытом море узрела братия чужие корабли,
которые крутились около острова, поблескивая на солнце жерлами пушек.
В обители поднялся переполох. Игумен Варлаам в страхе творил
молитвы и сочинял прошение государю о воинской помощи. Но корабли
покрутились и ушли, и дела в монастыре пошли своим чередом.
Трифон втянулся в размеренную монашескую жизнь и все меньше
засиживался за книгами, да и знал он их все почти наизусть. Стал он
задумываться о том, что никому не нужны его знания. Игумен трясется
над каждой копейкой и вместе с келарем день-деньской пропадает в
келарской палате, мошну щупает - не пропало ли чего. Братия вовсе
обленилась. Кругом дремота, скука. Колокола и те звонят, как подушки.
Только и шуму, что на строительстве новой церкви.
Объявился грех: мужики-трудники тайком хмельное зелье варят и
пьют, и некоторые монахи им в том не уступают. Дьякон Евлампий на
заутрене раз с перепою вместо акафиста богородице такое понес...
Срамота. Отец Варлаам взбеленился, Евлампия из собора взашей вытолкал.
Братия, повалившись на колени и уткнувшись в пол, давилась со смеху.

VI

И вдруг кончилась благодать. Воевода был краток. Так, мол, и так:
надобно на острове и по всей вотчине строить остроги. Спросил, кто из
братии понимает в размысловом деле и может помочь расположить на земле
план.
Монахи слушали воеводу, таращили глаза на игумена, пыхтели, с
трудом соображая, что к чему.
Один Еремей поднялся и трубно провозгласил, что он завсегда
государю помочь может, а поелику в размысловом деле ничего не смыслит,