"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

быть, когда-то, очень давно, была действительно шубой или поддевкой из
овчины. Но шерсть из нее давно вылезла, а кожа изорвалась и висела большими
клочьями. Этими лохмотьями мать едва прикрывала свое тело.
Но она была женщина умная, сноровистая в каждой работе, из всех
трудностей находила выход и вынесла нас на своих руках из многих испытаний.
Однажды мать, созвав нас, сказала, что мы будем жить на новом месте.
Вшестером, с небольшой поклажей за плечами, добрались мы до нашей новой
стоянки на Мерген. Мать выпросила у одного дровосека топор и в самом
красивом месте, на берегу Мерген, где кончается предгорье, соорудила из
бересты маленький чум. Вместо постели для всей семьи она настелила еловых
веток и сухой травы. Потом она принесла сухого навоза и насыпала поверху,
чтобы было мягче и теплее спать.
Жерди, служившие остовом чума, были связаны у вершины, а сверху покрыты
берестой. В дождь сквозь настил просачивалась вода, зимой свободно проходили
ветер и стужа. Жили мы здесь, как лесные зверушки.
У нас было три козы и приблудная собака. Собаку мы прозвали Черликпен -
Дикарь. Среди собак она была великаном.
По соседству с нами было много жителей, но они были такие же бедняки и
жили в таких же чумах. Богачи, у которых было много скота, сторонились
бедняков. Если в наш чум и заходил кто-либо из окрестных богатеев или
чиновников, то лишь со словами: "На, выделай мне эту кожу", "Сшей мне эту
шубу", "Подбей мне эти идики" [Идики - сапоги с загнутыми вверх носками.].
Придя потом за изделием, часто били: "Не так сделано, не вовремя, платить не
будем".
К концу зимы мы избегали смотреть друг на друга, - такой жуткий вид был
у нас. Взглянешь на старшего брата Пежендея: скулы выпирают, на боках видны
ребра... Если бы у нас была теплая кошмовая юрта и еда хотя бы один раз
вдень, мы бы с радостью думали о зиме. Вокруг чума много круглых холмов. Как
хорошо с них скользить на деревянных коньках! А еще дальше - с подножья
горы, откуда текла Мерген, - скатываться на самодельных санях! Когда спадает
мороз - лепить из снега крепости, людей, коров, овец; в кустах на той
стороне Мерген ставить петли на зайцев и куропаток! Так и проводили зиму
дети Таш-Чалана - сытые, в меховых шубках. Мы же встречали ее, как горе.
Наша старшая сестра Албанчи всегда была с нами. Вместе с матерью она
воспитывала нас, кормила. Албанчи во всем стала нам второй матерью, но как
они не похожи друг на друга: Албанчи - высокая, плотная, с тяжелыми косами;
глаза большие, глубокие, с густыми черными ресницами, быстрые и светлые, как
вспышка зарницы. Парни давно заглядывались на нее и приходили свататься, но
Албанчи не хотела разлучаться с нами.
Когда мы перекочевали к устью Терзига, первым гостем к нам пришел
Данила Потылицын - пожилой сутулый бобыль из русских крестьян Каа-Хема.
Сначала мы его боялись. Когда не было матери и Албанчи, а он подходил к
чуму, мы убегали в лес. Данила стал приходить все чаще. Каждый раз он
что-нибудь приносил, иногда - сахар, иногда - хлеб. За год мы привыкли к
нему, возились с ним, вместе ставили петли на куропаток. Данила и Албанчи
стали мужем и женой, но ненадолго: Данила умер на земляных работах, уйдя
осенью в тайгу с партией старателей.
У Албанчи родилась дочь. Ей дали имя Сюрюнма. Албанчи искусно
смастерила люльку. Она срезала две березки с загнутыми макушками, связала
их, как два натянутых обруча, внизу приделала решетку. На дно зыбки она