"Уве Тимм. Ночь чудес " - читать интересную книгу автора

картошку, размышлял, подыскивал точные слова, пытался описать вкус. Хотел
выявить и передать словами тончайшие нюансы. Иногда я и ночью заставал его
за работой. У меня, знаете ли, пузырь слабоват, ночью приходится иногда
вставать. Так вот, мой друг ночью ходил взад-вперед по коридору, что-то
бормоча себе под нос. "Пеноподобная, нет, пеноморфная, пенообразная". Искал
новые вкусовые эпитеты для каждого сорта. Помню, увидев меня, он, точно
лунатик, вернулся в комнату, к своей картотеке в каталожных ящиках. Там, в
этой картотеке, ему открывался новый мир - мир вкусовых ощущений. - Розенов
допил воду и задумчиво покачал головой. - Роглер был своего рода одержимым.
- А где теперь его личный архив?
- Да все там же, в квартире, где мы с ним жили. Если вам он нужен -
сделайте одолжение, заберите эти бумаги. Честно говоря, я не знаю, как с
ними быть. А держать их на чердаке лишь из почтения к памяти хозяина и
ждать, пока они зарастут пылью, - Роглеру бы это наверняка не понравилось.
Розенов не позволил мне заплатить, щедро дал на чай официанту,
поинтересовался его планами на отпуск. Я уже ждал у выхода. Розенов выглядел
отдохнувшим, даже повеселевшим, наверное, он рад, подумал я, что нашел
человека, которому нужен этот бесхозный архив. Запищал мобильник.
- Да, - сказал Розенов в трубку, - приду. Нет, не сейчас. Ну, ладно,
пока.
Мы немного прошлись пешком по Кантштрассе. Свою машину, БМВ, Розенов
поставил передними колесами на тротуар.
- Я дам вам карточку. - Он нацарапал на визитке несколько слов. - В
самом деле, буду вам чрезвычайно признателен, если заберете тот ящик.
Понимаете ли, когда я туда прихожу... В общем, они нас там, в бывшей
народной демократии, довольно кисло встречают. В квартире живет наш бывший
коллега, его зовут Клаус Шпрангер. Его тоже вышибли из академического
института. Вот он и покажет вам, где ящик.

Глава 4
СТРИЖЕЧКА

Я доехал до Александерплац, а там спустился в метро и покатил на
восток, в Хенов. В вагоне было много велосипедистов с велосипедами всех
цветов радуги - а вот в Мюнхене нынче в моде только черные, других почти не
видно. На Западе черный цвет - последний крик велосипедной моды. Еще ехали
девчушки с серьгами в ушах, женщины с битком набитыми сумками. Чей-то
пластиковый мешок опрокинулся на пол, и по всему вагону покатились четыре,
нет, пять банок с маргарином. Мальчик полез под сиденья собирать их. В
вагоне стоял запах моющего средства, этот запах у меня был прочно связан с
ГДР, он и еще жара зимой в натопленных сверх всякой меры помещениях, где
из-за духоты приходилось открывать окна. Энтропия системы, она самая.
Напротив меня сидели два паренька в рубашках "Лакоста" с тропическими
мотивами. Крокодильчики, показалось мне, были будто приклеены сверху, да и
крупноваты, а у одного хвост отлепился и торчал. Главное в этих фирменных
рубашках - как раз то, что крокодильчики не отрываются, сколько ни отдирай.
Да что это я? Везде и всюду вижу изъяны и халтуру - это, конечно,
последствия вчерашней "выгодной" покупки макулатурной куртки.
Я вышел на Магдалененштрасе. Именно здесь Красная армия, спустившись с
холмов, прорывалась в город. СС, гитлерюгенд и фолькс-штурмовцы дрались за