"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

Ожатой Микки дочку? Красота приглядится, бабий ум не пригодится, а сундуку с
приданым каждый жених рад-радехонек. А ведь дело молодое, сердце ретивое,
хочется попеть, поплясать, на беседе-игрище побывать. Выручала меня иногда
невестка Марфушка, добрая душа, земля ей пухом, покойнице! Принесла она в
приданое два хороших сарафана, три кофты, два фартука, платков головных
несколько штук. У попа в прислугах заработала, будучи девушкой на выданье.
Один сарафан - кумачовый, второй - сатиновый, в котором она венчалась. Этот
берегла пуще глаз своих, а кумачовый сарафан давала мне надевать. Сама
наряды редко нашивала, а я у нее их не спрашивала. А как почует невестушка
золовкину грусть-тоску, шепнет: "Овдокки, сходи на беседу, я кумача тебе дам
и все, что к нему полагается". Обрадуешься так, что даже сердце замрет,
слезы выступят. Скорее переодеваешься, чтоб не раздумала, наряды обратно в
сундук не попрятала.
Марфа на гулянку без мужа не хаживала, ни носком, ни пяткой в кадрили
не ступывала. Любила она мужа так, что в разлуке с ним был ей белый свет не
мил, не только веселые игрища. И он ее любил. Если я из дому уйду, она сядет
на подпольницу с прялицей к свекровушке поближе и все с ней о ее сынке
разговаривает. За больной ухаживала примерно. Каждый день волосы ей почешет,
в косы заплетет, повойником закроет. В баню вместе со мной ее волокет, моет,
парит. А та только постанывает да приговаривает: "Спаси тебя, царица
небесная! Бог тебя мне послал, невестка желанная".
Бог-то бог, да и брат был неплох: знал кого брал, куда приводил.
Если храмовой, престольный праздник был в какой деревне, не дальше чем
за тридцать верст от нас, подружки туда гурьбой собираются. Пешком с
посошком. Посошок - на плечо. На одном конце узелок с нарядами, на втором -
штиблеты кожаные, овечьим салом смазанные. Собираются подружки на праздник с
шутками, прибаутками. Я молчу. Сижу да пряду, будто эти справы меня и не
касаются, сердце не будоражат... Спросит кто-либо у матери моей: "Пойдет ли
ваша Овдокки на праздник?" Ответит маменька, вздыхая: "Не знаю. Как
невестка, отпустит или нет".
А та вскочит на печной приступочек:
- Пущу, пущу, матушка! Пусть идет, мой кумач берет. Может быть, Ийвана
домой заглянет, в баньке попарится. Будем вдвоем его поджидать.
Ох, и хорошая же была у нас семья! Ни свары, ни драки, ни попреков я за
свои девические годы слыхом не слыхала, видом не видала.
Пойдешь на праздник с подружками, тоже на посошке несешь узелок да
невесткины штиблеты. Пусть не свое, да не прошеное, не краденое. И хоть на
себе старенькая одежка, ноги босые, горы крутые, на дороге песок сыпучий,
камешки острые, лужи холодные, все равно сердце ликует, душа радуется!
Поешь, озоруешь:
Девка к празднику пришла,
Жениха себе нашла,
А как праздничек прошел,
И жених домой ушел.
В успеньев день, на игрище среди деревни, что была верст за пятнадцать
от нас, увидела я парня и... обомлела. Что со мной сделалось, сама не пойму.
Так бы все и смотрела на него, глаз не отрываючи!
Был он парень, как парень, обыкновенный. Росту высокого, плечи широкие,
волосы, как спелая солома, только кудреватые. Лицо румяное, скуластое. Глаза
серые, нараспашку. Веселые, но не озорные, не насмешливые. В розовой рубахе,