"Василий Тихов (Константин Э.Шумов). Смерть Федюни" - читать интересную книгу автора

совершить страшное.
Точильный круг, налаженный ещё в те времена, когда много было по осени
работы для острых ножей, покосился и ходил со скрипом. Федюня отлил из
лампадки масла, сохранившегося там Божьим промыслом, смазал где надо, и
круг пошёл весело и шибко. Не истлела ещё ременная петля, связавшая части
этого древнего механизма, а руки вспомнили частую когда-то работу. Всего на
несколько отрезков времени забылся старик и работал с удовольствием,
извергая своими движениями жёлтые искры с поверхности металла. На славу
оказался заточен топор, годился он теперь на любое дерево, даже и на вязкую
осину. Где там устоять против его блестящего лезвия без зазубрин и выбоин!
И только проверив остроту жёлтым ногтем, заехавшим уже на самую мякоть
пальца, вспомнил Федюня, для какого дела нужно это резкое лезвие, способное
рассечь всё, что попадёт под него. Вспомнил он и другое, случившееся с ним
под этой покатой крышей и под другими крышами других домов и пространств,
где жили и творили свои дела люди.
Да, топор оказался заточен на славу, и Федюня представил, как сочно он
войдёт в мягкую древесину, как полетят, разбрызгивая пену, свежие щепки,
как качнётся гладкий ствол и упадёт с гулким стуком на землю. Оставалось
только найти самое подходящее, самое годное в дело дерево. Он выбирал и
выбрал ту самую осину, ходившую ходуном без всякой видимой причины и
остановившую свою дрожь каких-нибудь сорок дней назад. Ствол её был прям и
ровен, как прямы и ровны были сучья, выпущенные чуть выше того места, до
которого может дотянуться человеческая рука. Сук нужен был один, но Федюня
решил лишить жизни всё дерево. Слишком многое казалось связанным в его
судьбе с ним, слишком много упрёков доставалось людям из дома под покатой
крышей из-за этой проклятой осины.
А ещё нужен был ладный заступ для свершения страшного, и Федюня нашёл
его на конюшне, покрытый пылью и засиженный ещё в далёкой жизни самыми
дурными птицами на свете. Когда-то курицы в обилии мельтешили на дворе,
бойко перелетая с места на место от одного пугающего стука; выбирали уголок
поукромнее, чтобы подарить миру ещё одну бестолковую жизнь, скрытую до поры
под хрупкой шершавой оболочкой. А человек катал её в тёплых ладонях и брал
из скорлупы живительную для себя силу, убивая, убивая и убивая бесчисленные
мириады грядущих куриных поколений. И даже Великий Пост не давал передышки,
и мало чем отличался он от обильной пьяной Масленицы, когда горело и шипело
на круглых раскалённых сковородах коровье масло, требуя всё новые и новые
жертвы. И человек приносил эти жертвы, ничем не рискуя, и это было страшно
и противоестественно: узаконенное людским обычаем убийство невинных
бестолковых существ. Мир их праху!
Федюня снова держал свой путь через раскалённый полдень, подставляя под
острые прямые лучи жидкую шевелюру с просвечивающей розовой кожей. Он не
замечал сердитое светило, проводя себя в прохладе воспоминаний, остужающих
разгорячённый мозг. И за каждым окном, за каждой, дверью знали, куда несёт
старик своё дряхлеющее тело, какую работу ожидают его вздрагивающие даже
для стороннего наблюдателя руки. И в каждом доме вздохнули с облегчением,
истово веря, что свершится, наконец, избавление - отойдёт от человека
страх и беспомощность перед злым. Разом стихли жалящие шёпотки, засквозило
в голосе сочувствие и даже жалость. Ведь, в сущности, чем провинился этот
беспомощный старик? Не его рук злые дела, творившиеся под покатой крышей.
Но его грех, его - то, что молчал и молча же сносил унижения и не строил