"Лев Тихомиров. Монархическая государственность " - читать интересную книгу автора

косвенно. Во всяком случае никакой философский материализм не может
приводить социологию к такому нелепому для нее мировоззрению, как, например,
экономической материализм.
Психологические основания общественности ничуть не отрицают значения
влияний внешних и материальных. Но все эти влияния действуют на общественную
среду не прямо, а отражаясь и перерабатываясь в нашей душе, в нашей
внутренней сфере чувства, желания и представления. При этом в зависимости от
нашей философии мы можем спорить, была или не была когда-то, в каком-то
непредставимо далеком прошлом, душа наша некоторою tabula rasa, на которой
внешние влияния вписали постепенными наслоениями ее содержание. Однако и тут
довольно ясно, что если бы внешним влияниям не в чем было отражаться и
перерабатываться, то они не могли бы создать и никаких наслоений. Некоторого
первичного содержания души нельзя отрицать. Но все эти философские споры
очень мало касаются социологии.
Социология начинается не в тех безднах хаоса, где ничего нельзя
разобрать, и потому обо всем можно фантазировать. Социология начинается там,
где уже заметны явления общественности. А в этом своем начале наука видит
социологическую особь не как tabula rasa [2], а как некоторое существо с
вполне определенным психическим содержанием, которое вовсе не создается
внешними условиями, а столь же самостоятельно и реально, как внешние
условия, и если испытывает их влияние, то и само оказывает на них такое же
влияние. Не только в известном нам историческом человеке, а даже в самом
ничтожном животном, социология застает твердое содержание хотений, чувств и
представлений как нечто готовое, ранее бывшее, а не создаваемое внешними
влияниями. Все внешние влияния падают не на пустое место, а на некоторое
ясное и определенное содержание. Они только воздействуют на душу,
подстрекая, ослабляя или направляя наши представления, чувства и волю, дают
материал для переработки его нашей душой, но ничуть не создают ее.
В метафизике возможен спор по вопросу об абсолютной самобытности души.
В социологии и истории этот спор немыслим. Что бы такое ни представляла наша
душа для философа, для социолога и историка она обладает самостоятельным и
постоянным содержанием.
Наши чувства, хотения и представления, для социолога вечны по существу,
хотя и изменяются в комбинациях и в фазах своего эволюционного состояния.
Только это постоянство основного факта общественности и дает возможность
бытия социальной науке, которая со времен древнейших наблюдений своих знает
одно и то же человечество, с психическими свойствами, по существу,
одинаковыми, подобно тому, как химия знает одно и то же вещество со
свойствами, по существу, вечно одинаковыми, подобно тому как и биология
среди вечно меняющихся форм органического мира знает лишь одно и то же живое
вещество, с вечно одними и теми же основными свойствами.
Только в отношении объекта, обладающего некоторыми основными
неизменяемыми свойствами и возможно существование законов, научно
наблюдаемых. Социология такой объект имеет пред собой в психическом мире
человечества. Если бы человечество какого-нибудь отдаленного "будущего"
могло иметь основные психические свойства отличные от тех, какие были
раньше, хотя бы самые отдаленные тысячелетия назад, наука оказалась бы
совершенно невозможной, ибо она должна бы была признать тогда, что
человечества как некоторого постоянного и реального явления не существует, а
представляет оно мираж, не поддающийся никакому разумному пониманию.