"Людвиг Тик. Достопамятное жизнеописание Его Величества Абрагама Тонелли" - читать интересную книгу автора

платье. Король спросил, кто я таков, - а я шаркал ногой и кланялся; и не мог
закрыть рот, ибо все мое чистосердечие перешло на язык; я нес невесть что,
то шепелявя, то мяукая, - получился чистейший персидский язык. Я не понял ни
словечушка из того, что лопотал, и - гляди-кось - все прочие персы отлично
уразумели и весьма тому обрадовались. Диковинный дар, который мне нечаянно
ниспослало небо! Я говорил целый день, но и посейчас не знаю, что намолол.

22

Первым делом постарался как-нибудь уразуметь свой собственный
персидский язык, ибо был весьма озабочен, что могу в конце концов потерять
рассудок, ежели изо дня в день буду нести такую околесину. В таковых
обстоятельствах не преминул упражняться в языке, хотя с явным ущербом для
философии. Испытывал также некоторое любопытство узнать, о чем это я могу
день-деньской так хорошо болтать безумолку, ибо язык мой и вправду ни на миг
не останавливался. И так изо всех сил учился туземному персидскому языку,
каждый день уделял ему по нескольку часов.
Скоро достиг того, что мог говорить с понятием, и при случае частенько
дивился собственной своей находчивости, что впоследствии со мной бывало
нередко.
Король давным-давно знал (без моего ведома), какие в моей власти
кунстштюки; посему содержали меня с чрезвычайной пышностью. Меня холили, мне
подавали к столу тончайшие деликатесы и благороднейшие вина. А сверх того,
деньги и почет! Словом, провождал жизнь свою, как в парадизе; и при всем том
не имел иного дела, как иногда малость попревращаться. Итак, все же достиг
своего намерения, принятого еще в младости.
О смертные! Не покладайте рук до времени и пребывайте стойкими на
средине пути, и вы преуспеете в начинаниях ваших; добродетель всегда
превозмогает!

23

Король персидский души не чаял в птицах, к чему я со своей стороны
прилагал крайнее рачение и часто представлял их своей особой. Однажды
повелел он мне репрезентовать большую персидскую птицу, какой мне до сих пор
и видывать-то никогда не доводилось; меж тем мне это не стоило почти
никакого труда; я превратился и стал несказанно красив. Король потом спросил
меня: "Как эту птицу прозывают в моем отечестве?". На что я ответил: "Да это
никто иной, как щелкун или ореховка". Чем он был премного доволен.

24

Сей король свыше всякой меры любил художества; он собрал при своем
дворе всех искусных людей; но такого диковинного человека, каков был я, еще
не видывал. Поэтому умел ценить и награждать меня по достоинству, да и я в
придворной моей службе так взрачно растолстел, что даже простые лакеи
возымели ко мне решпект. Всегда желал достичь подобной корпулентности и,
когда был еще подмастерьем, больше всего досадовал на худобу; ну, вот теперь
стал авантажной знатной особой.
Король возымел намерение пригласить в гости соседнего императора и