"Джим Томпсон. Неудачник" - читать интересную книгу автора

информации, и все письмо было написано в напористом и даже оскорбительном
тоне. Исходя из его содержания, никто не поверил бы, что мы прекращаем
торговлю и остаемся в деле только ради "оказания услуги добропорядочным
жителям Линкольна" и что мы беспокоимся только о том, чтобы оставаться их
друзьями.
- Письмо написано в самом дурном стиле, - сказал я Даркину. - И если уж
оно не вытолкнет нас из бизнеса, то ничто другое нам не страшно.
- В самом деле? - встревоженно спросил Даркин. - Ты действительно так
думаешь, Джим? Ты говоришь это не только потому, что это он его написал?
- Более откровенной халтуры мне не приходилось читать, - подтвердил
я, - и можешь передать этому кретину мой отзыв.
- М-да, - расстроенно протянул Даркин. - Тебе лучше знать, ты у нас
авторитет в этом деле. Может, мне стоит...
Покинув меня, он прямохонько направился к управляющему и почти слово в
слово сообщил этому милому джентльмену мое мнение о его письме. И когда
потрясенный управляющий открыл рот и чуть не рухнул наземь от удара, Даркин
предложил поручить мне написать "настоящее хорошее письмо".
Наконец управляющий обрел голос и начал осыпать всех нас проклятиями.
Он орал как ненормальный на Даркина. Потом призвал меня и всыпал нам обоим
по первое число. Он нам покажет! Он научит нас, как насмехаться над его
письмами! Он оформит заказ в типографию на десять тысяч писем - десять
вместо пяти, как он прежде собирался! И мы - Даркин и я - должны будем все
десять тысяч вложить в конверты, потом их надписать, запечатать и
проштемпелевать! И делать это мы будем в свободное от работы время, и пусть
только кто-нибудь посмеет помогать нам! И пусть мы не надеемся, что нам за
это заплатят!
Выпалив в нас заключительным залпом ругани, он нас выгнал. Отослал в
типографию срочный заказ и в тот же вечер получил тысячу экземпляров своего
письма. И остаток недели и половину следующей мы с Даркином работали день и
ночь. Разумеется, я весь кипел от ярости. Но Даркин, как это ни странно,
казался совершенно спокойным. Он оставался по-прежнему вежливым и
почтительным с управляющим. Собственно, чем больше тот оскорблял и унижал
его, тем более почтительно держался Даркин.
Идея управляющего заключалась в том, чтобы "сбить город с ног", нанести
ему такой удар, что "все будут потрясены до самых печенок". Поэтому нам было
приказано накапливать готовые письма, а не рассылать по тысяче за один раз.
Он внимательно следил за тем, как продвигаются у нас дела. Заметив, что
работа приближается к концу, в тот вечер он остался с нами, хотя,
естественно, не для того, чтобы помочь. Злорадно усмехаясь, он наблюдал, как
мы упаковывали письма в коробки и грузили их в машину Даркина.
- Думаю, я вас проучил, - издевательски ухмыльнулся он, когда работа
была закончена. - А теперь забирайтесь в машину и постарайтесь отправить их
еще до полуночи!
Покатываясь от смеха, он, довольный собой, уехал. Даркин сказал мне,
чтобы я шел домой, что он сам отправит письма. Я возражал, желая ему помочь,
и в первый раз он проявил по отношению ко мне резкость. Обойдется и без
меня, заявил он. Он сам обо всем позаботится.
Я пошел домой. Он уселся в свой автомобиль и уехал. Только на следующий
день я узнал причину его необычного поведения.
Как всегда, я сидел за кассой, когда к окошку подошел тихий,